Галина Гончарова - Замок Конронг [СИ]

- А бедным?

- Тоже. Считает, что бедность ниспослана человеку, как кара за его грехи. Вот пусть сам думает, в чем он провинился, а она поможет ему исправиться. Но только словами, исключительно словами. Происходит из обедневшего рода, предки - миссионеры, сама она собиралась в монастырь, но в тридцать лет ей сделал предложение Лукас Кон"Ронг. Жених был малым не на двадцать лет старше невесты, но Дженет это не смутило. Она вышла замуж и принялась рожать детей.

- А Лукас?

- О нем мало. Он умер почти пятнадцать лет назад, Лесс был еще маленьким, и все взяла в свои руки вдова. Вот. По словам того же лекаря - Лукас сильно болел, тяжело болел, ему пришлось отнять обе ноги, перед смертью он очень мучился... собственно, лет пять до смерти у него жизни и не было.

- И почему я ему не сочувствую?

- Полагаю, мам, у тебя есть для этого причины, - ответил хитрой улыбкой сын, возвращаясь к бумагам. - Уж насколько он был счастлив - неизвестно, но говорят, перед смертью просил вернуться какую-то Ирэну, каялся, плакал, словно дитя...

Злая улыбка на губах женщины сменилась грустной.

- Что за Ирэна?

- Лекарь не знает. Говорит, что баронесса менялась в лице от этого имени, но и только. Он никаких Ирэн в округе не приметил - из тех, что могли иметь отношения с бароном.

- Вот даже как...

- Все думают, что это его любовница, и он в чем-то виноват... как-то так.

- Так, иначе... Как мы любим каяться, когда все уже бессмысленно.

- Зато Бог простит. Известно же - согреши и покайся, а если не согрешишь - то каяться, не в чем будет, а сие уже гордыня есть, а гордыня - это зло. Безгрешных же у нас не бывает.

- Это верно. Бывают непойманные.

- Дальше читать?

- Читать.

- Но тут не особо много. Про леди Дженет, какая она хорошая, милая, обаятельная, как она от сына разогнала всех девушек - Лесс для нее свет в окошке, единственный сын, самое большое счастье...

- Счастье... да... счастье...

Мужчина выскользнул из кресла, почти упал на колени рядом с матерью.

- Не думай, не надо. Мама, не плачь, пожалуйста, у нас все будет хорошо. Все будет хорошо, обещаю!

Но по щекам женщины струились слезы.

Забыто многое, столь многое...

Ничего, так даже лучше. Она скромная, она не постесняется напомнить о себе после того, как нанесет удар. К чему лишняя известность?

Вовсе даже ни к чему.

Ирэна Гервайн коснулась волос сына и прикрыла глаза. Наступало время мести.

- Джинджер!

Лесс спрыгнул у двери, постучал бронзовым молоточком и влетел в дом, едва ему открыли.

- Джинджер!!!

Девушка застучала каблучками со второго этажа.

- Лесс! Тссссс!

Мужчина послушно примолк, но радостная улыбка с его губ так и не ушла.

- Что случилось?

- Мама приболела, я за ней ухаживаю.

Улыбка привяла.

- А я хотел поговорить с ней...?

- А я тебя никак не устрою? Поговорить?

- Разумеется! Джин, - мужчина прямо в холле опустился на колено, извлекая из кармана маленькую коробочку, - выходи за меня замуж?

Бриллиант в кольце был хотя и не идеальным, но очень приличным, в этом Джин разбиралась. И сапфиры, которые его окружали, были вовсе не плохи.

Да и сам мужчина.

Высокий, стройный, симпатичный, пусть с чуть детским выражением лица, но многим и это за счастье, опять же, граф, то есть даже титульный рост, не бедствует, не пьет, в карты не играет... что еще нужно?

Не ясно.

Но уж больно продажно это звучит.

Впрочем, на личике Джинджер эти мысли никак не отразились. Вместо этого она молча протянула руку, и колечко скользнуло на средний палец.

- Джин, моя Джин!

Лесс привлек девушку в свои объятия.

Та и не сопротивлялась, отмечая, что восторга у нее не возникает. И дрожать от возбуждения не получается, и терять сознание... расчетливая она такая, что ли?

Где вдохновение-то? При написании статьи она и то чувствовала больше энтузиазма!

Лесли принял ее реакцию за естественное девическое смущение и расцепил руки.

- Я бы хотел сообщить все твоей матери, дать объявления о помолвке и пригласить вас познакомиться с моей семьей. А свадьбу можно назначить на осень, ты не против?

Джинджер кивнула - мол, не против. А мать...

- Я сейчас поднимусь к маме, проверю, как она себя чувствует. Если все в порядке, она тебя примет.

- Отлично!

- А насчет визита... Лесс, милый, пока мама не окрепнет, я никуда поехать не смогу. Мне неприлично, а одну я ее не брошу.

На лице мужчины отразилось такое явное разочарование, что Джин едва не фыркнула. Но удержала лицо и направилась вверх по лестнице, чувствуя горячий мужской взгляд чуть пониже поясницы. И что там такого интересного?

Она вот мужчинам никогда туда не смотрит, полагая, что главное - ум. А у них другое мнение? Как интересно...

Кларисса усиленно изображала больную. С чашкой чая, коробкой пирожных, стопкой газет и несколькими романами на одеяле. Дополняли картину аккуратно заплетенные волосы и роскошный шелковый халат. Болеть надо с удобствами.

- Мама, можно?

- Да, дорогая. Ты одна?

- Да, мамочка...

Почтительная дочь, страдающая мать, акт первый, сцена первая.

Дверь захлопнулась за Джин.

- Мам, тут Лесс. Он хочет поговорить с тобой.

- И?

Джин молча продемонстрировала руку с кольцом.

- Покажи поближе? - Кларисса оценила камень и кивнула. - Неплохо. У мальчика есть и вкус, и деньги. Поможешь?

В четыре руки были убраны пирожные и романы, Кларисса прошлась пуховкой по лицу, задернула шторы...

- Мам, мы не переиграем?

- А как же жар? - Кларисса коснулась щек мазками румян и забралась под одеяло. Выглядела она теперь просто жутковато.

- Действительно, как же без жара, - согласилась Джин, задвигая газеты поглубже под кровать и думая, что горничной надо бы руки оторвать. И откуда под кроватями берется столько пыли? Тьфу! Мам! Пчхи! Жуть какая!

Кларисса фыркнула, разливая сердечные капли. Обладая приторным въедливым запахом, они были просто ужасны в больших количествах. Отвратительны.

- Ничего.

Кларисса раскинулась на подушках, подоткнула одну из них поудобнее - и посмотрела на дочь.

- Зови. Кстати, ты заметила, что наличие больной матери воодушевляюще действует на мужчин? Они считают, что жениться надо на сироте.

- Но совершенно забывают, что о том же мечтают и девушки, - Джин поцеловала мать в щеку и выскользнула за дверь, на глазах становясь ужасно серьезной и расстроенной.

- Лесс, милый, мама проснулась, но она так слаба... я прошу, не утомляйте ее сильно?

- Разумеется, дорогая.

Джин прикусила язык, хотя вопрос, сколько же она стоила, так и рвался с языка. Раз уж 'дорогая'?

Лесс замешкался на пороге комнаты. Он не привык к такому. Было сумрачно, пахло каким-то лекарством, Кларисса Брайс лежала, откинувшись на подушки - и составляла разительный контраст с веселой, остроумной цветущей женщиной, к которой привык Лесс.