Бернард Корнуэлл - Экскалибур

– Я бы лучше уехал, – промолвил я.

– Нет, – отрезал Амхар. – Ты поедешь со мной. Положи меч на землю.

– Приди и возьми его сам.

– Как скажешь, – обронил Амхар, нимало не обеспокоившись. Да и с какой бы стати? Он превосходил нас в численности, и по меньшей мере половина моих воинов не имели ни щита, ни копья.

Я обернулся к своим людям.

– Кто хочет сдаться, – объявил я, – выходите из круга. Что до меня, я стану драться. – Двое копейщиков, оставшиеся безоружными, нерешительно шагнули вперед, но Эахерн рявкнул на них, и бедняги словно приросли к месту. Я махнул рукой: идите, мол. – Ступайте, – удрученно произнес я вслух. – По мосту мечей я никого за собой против воли не потащу. – Двое отошли было в сторону, но Амхар кивнул своим всадникам, те окружили злополучную пару, размахнулись мечами – и на вершине Дун-Карика вновь пролилась кровь. – Ублюдок! – заорал я и бросился к Амхару, но тот лишь рванул поводья и отъехал подальше, а люди его между тем обрушились на моих копейщиков.

И снова началась резня, а я был бессилен предотвратить ее. Эахерн убил одного из Амхаровых людей, но не успел вытащить копья у него из брюха, как другой всадник зарубил Эахерна сзади. Остальные мои люди погибли столь же быстро. Амхаровы копейщики были милосердны хотя бы в этом. Они не позволили душам моих людей задержаться на земле, но рубили и кололи с яростной одержимостью.

Я этого уже не видел: пока я гнался за Амхаром, один из его всадников подъехал ко мне сзади и со всей силы ударил по затылку. Я упал, в голове моей заклубился черный туман, пронизанный вспышками света. Помню, как рухнул на колени; второй удар пришелся мне по шлему, и я подумал, что, верно, умираю. Но Амхар задумал взять меня живым, и когда я пришел в себя, то увидел, что лежу на навозной куче Дун-Карика, запястья мои стянуты веревкой, а Хьюэлбейн в ножнах висит у Амхара на поясе. Доспехи у меня забрали, с шеи сняли тонкое золотое ожерелье, а вот броши Кайнвин не нашли: она по-прежнему надежно пряталась у меня под курткой. Теперь Амхаровы воины деловито отпиливали мечами головы моим копейщикам.

– Ублюдок, – плюнул я в Амхара, но он лишь усмехнулся и вернулся к своей зловещей работе. Он перерубил Хьюэлбейном Эахернов позвоночник, схватил голову за волосы и швырнул ее на груду голов, что мало-помалу росла на расстеленном плаще. – Отменный меч, – похвалил он, взвешивая Хьюэлбейн на руке.

– Так воспользуйся им и отошли меня в Иной мир.

– Мой брат никогда не простит мне такого великодушия, – возразил Амхар, вытер Хьюэлбейн о свой изодранный плащ и вернул клинок в ножны. Подозвал троих своих прихвостней и вытащил из-за пояса нож. – При Минидд-Баддоне, – проговорил он, глядя мне в лицо, – ты назвал меня ублюдком и блохастым щенком. Думаешь, я из тех, кто прощает оскорбления?

– Правдивое слово западает в память, – отозвался я дерзко, хотя нужный тон давался мне с трудом: душу мою снедал ужас.

– Твоя смерть и впрямь останется в памяти, – кивнул Амхар, – а пока довольствуйся услугами цирюльника. – И он кивнул своим людям.

Я дрался как мог, но ежели руки связаны, а голова раскалывается от боли, сопротивляться без толку. Двое копейщиков крепко притиснули меня к навозной куче, третий ухватил меня за волосы, а Амхар, правым коленом надавив мне на грудь, срезал мне бороду. Кромсал он нарочито грубо, всякий раз впиваясь ножом до живого мяса. Срезанные космы он перебрасывал ухмыляющемуся подонку, а тот растеребил пряди и сплел из них короткую веревку. Как только веревка была готова, ее затянули петлей у меня на шее. То было высшее оскорбление захваченному в плен воину, унижение из унижений, – рабья привязь из его же собственной бороды. И все это время Амхаровы люди хохотали и потешались надо мной, а затем Амхар дернул за веревку и рывком поставил меня на ноги.

– Так же мы поступили и с Иссой, – сообщил он.

– Лжешь, – слабо возразил я.

– А его жену заставили смотреть, – с улыбкой произнес Амхар, – а потом мы позабавились с нею, а он смотрел. Ныне оба мертвы.

Я плюнул ему в лицо, но Амхар лишь посмеялся надо мною. Пусть я назвал его лжецом, но я ему верил. Мордред, думал я, подготовил свое возвращение в Британию со всем тщанием. Он распустил слух о своей неминуемой смерти, а между тем Арганте слала накопленное золото Хлодвигу, и в конце концов подкупленный Хлодвиг отпустил Мордреда на все четыре стороны. А Мордред отплыл в Думнонию и теперь истреблял своих врагов. Исса погиб, и я не сомневался, что большинство его копейщиков, равно как и мои люди, оставленные в Думнонии, разделили его участь. Я – в плену. Остается только Саграмор.

Сплетенный из моей бороды повод привязали к хвосту Амхарова коня и повели меня на юг. Сорок копейщиков Амхара составили глумливый эскорт и покатывались со смеху, если я спотыкался. Знамя Гвидра они проволокли по грязи, привязав к хвосту другой лошади.

Меня отвели на Кар-Кадарн и поместили в жалкой хижине. Не в той, где мы заперли Гвиневеру много-много лет назад, но в другой – гораздо меньшей, с низкой дверью, сквозь которую мне пришлось пробираться ползком, а мои мучители подгоняли меня пинками и тычками копий. Я протиснулся внутрь – и в темноте обнаружился еще один пленник, привезенный из Дурноварии. Лицо его раскраснелось от слез. В первое мгновение он не узнал меня без бороды, затем потрясенно охнул:

– Дерфель!

– Епископ, – устало произнес я, ибо то был Сэнсам, и оба мы оказались в плену у Мордреда.

– Это какая-то ошибка! – настаивал Сэнсам. – Мне здесь не место!

– Скажи об этом им, не мне, – отозвался я, мотнув головой в сторону стражников у входа.

– Я ничего дурного не сделал. Только служил Арганте! И вот она, награда!

– Заткнись, – велел я.

– О милосердный Иисус! – Епископ бросился на колени, раскинул руки и возвел очи горе, к паутине на потолке. – Пошли мне ангела! Прими меня в лоно верных Твоих, всеблагий Господь!

– Ты заткнешься или нет? – рявкнул я, но Сэнсам продолжал рыдать и молиться, а я угрюмо косился на сырую вершину Кар-Кадарна, где росла гора отрубленных голов. Туда ссыпали головы моих людей, вдобавок к десяткам других, свезенных со всей Думнонии. А на самом верху установили кресло, задрапированное бледно-голубой тканью: Мордредов трон. Жены и дети Мордредовых копейщиков завороженно рассматривали зловещую груду, а некоторые подходили к хижине, заглядывали в низкий дверной проем и потешались над моим безбородым лицом.

– Где Мордред? – спросил я у Сэнсама.

– Мне почем знать? – ответил он, прервав молитву.

– Тогда что ты вообще знаешь? – осведомился я.

Епископ прошаркал обратно к скамье. Он, надо отдать ему должное, оказал мне услугу – развязал запястья, но свобода мало меня утешала: я уже подсчитал, что хижину охраняют шестеро копейщиков, наверняка за пределами видимости ждали и другие. Один, с копьем, устроился прямо перед дверным проемом и уговаривал меня попытаться выползти наружу: у него-де руки чешутся проткнуть меня насквозь. Справиться с часовыми у меня не было ни шанса.