Бернард Корнуэлл - Экскалибур

– Так что ты знаешь? – вновь спросил я у Сэнсама.

– Король вернулся две ночи назад и привел с собой сотни и сотни воинов, – сообщил он.

– Сколько именно?

Епископ пожал плечами:

– Три сотни? Или четыре? Я не считал: слишком их было много. Они убили Иссу в Дурноварии.

Я закрыл глаза и произнес молитву за бедного Иссу и его семью.

– Когда тебя схватили? – полюбопытствовал я у Сэнсама.

– Вчера, – возмущенно ответствовал он. – Ни за что ни про что! Я встретил короля с распростертыми объятиями! Я не знал, что он жив, но я обрадовался его возвращению. Я ликовал! А меня схватили и бросили в эту вонючую хижину!

– Ну и в чем же тебя обвиняют? – осведомился я.

– Арганте утверждает, будто я писал Мэуригу, господин, но это неправда! Я буквам не обучен. Ты же знаешь.

– Обучены твои писцы, епископ.

Сэнсам изобразил праведное негодование:

– Да зачем бы мне писать Мэуригу?

– Да затем, что ты замышлял отдать ему трон, Сэнсам, – сказал я, – и не вздумай отпираться. Я говорил с ним две недели назад.

– Не писал я ему, – угрюмо буркнул епископ.

Я ему поверил: Сэнсам всегда был слишком хитер, чтобы доверять свои интриги пергаменту, но гонцов он слал, это уж само собою разумеется. Один из этих гонцов или, может, писарь при дворе Мэурига выдал его Арганте, а та, конечно же, давно мечтала прибрать к рукам накопленное Сэнсамом золото.

– Не знаю, что тебя ждет, но в любом случае участь свою ты заслужил, – объявил я ему. – Скольким королям заплатил ты злом за добро? Тебя ж хлебом не корми, дай поинтриговать против покровителя, который тебя же и обласкал.

– Я всегда радел лишь о благе страны моей и Христа!

– Ты, изъеденная глистами жаба, – сказал я, сплевывая на пол. – Власть тебе нужна, и ничего больше.

Епископ осенил себя крестом и ожег меня ненавидящим взглядом.

– Это все Фергаловы происки, – буркнул он.

– А Фергал-то тут при чем?

– Он хочет быть казначеем!

– Небось богатству твоему позавидовал?

– Что? – делано изумился Сэнсам. – Я – богат? Во имя Господа, да я всего-то навсего откладывал малую толику на черный день, на случай, ежели в королевстве нужда случится! Я был бережлив, Дерфель, бережлив и благоразумен.

Епископ продолжал оправдываться, а я постепенно осознал: да ведь он верит каждому своему слову! Сэнсам предавал и злоумышлял, подстраивая смерть неугодных ему людей, – так он попытался убить нас с Артуром, когда мы отправились за Лигессаком, – он беззастенчиво запускал руку в казну, однако ж все это время он каким-то образом убеждал себя, что поступки его вполне правомерны. Руководствовался он исключительно честолюбием, и пока тот страшный день перетекал в ночь, мне вдруг подумалось: когда в мире не останется таких людей, как Артур, и таких королей, как Кунеглас, тогда повсюду станут заправлять твари вроде Сэнсама. Если прав Талиесин, то наши боги и впрямь исчезают, а вместе с ними уйдут друиды, а вслед за ними великие вожди, и тогда к власти придет племя мышиных королей.

Следующий день выдался солнечным; порывистый ветер доносил до нашей хижины смрад отрубленных голов. Выйти нам не позволяли, так что облегчаться приходилось в углу. Кормить нас тоже не кормили; бросили лишь пузырь с вонючей водой. Стража сменилась, но новые дозорные бдительностью не уступали прежним. Раз к хижине подошел Амхар, но только чтобы позлорадствовать. Он извлек из ножен Хьюэлбейн, поцеловал лезвие, отполировал его плащом, тронул заточенный край.

– Достаточно острый, чтобы оттяпать тебе обе руки, Дерфель, – промолвил он. – Наверняка брат мой не откажется от твоей кисти. Шлем украсить – в самый раз! А я заберу вторую. Мне как раз нужен новый султан.

Я упрямо молчал, не отвечая на его подначки, и со временем Амхар соскучился и ушел прочь, сшибая Хьюэлбейном чертополох.

– Может, Саграмор убьет Мордреда, – шепнул мне Сэнсам.

– Очень на это надеюсь.

– Наверняка к нему-то Мордред и отправился. Он приезжал сюда, отослал Амхара в Дун-Карик, а сам поехал на восток.

– Сколько воинов у Саграмора?

– Две сотни.

– Не много, – нахмурился я.

– Или, может, Артур подоспеет? – предположил Сэнсам.

– Артур наверняка уже знает о возвращении Мордреда, – отозвался я, – но Мэуриг не пропускает Артура через Гвент, а значит, ему пришлось бы переправляться на лодках. Не думаю, что он на это пойдет.

– Почему нет?

– Потому что Мордред – законный король, епископ, а Артур, при всей его ненависти к Мордреду, признаёт его права. Артур не нарушит клятвы, данной Утеру.

– То есть он даже не попытается тебя спасти?

– Но как? – спросил я. – Едва завидев приближение Артура, люди Амхара перережут глотки нам обоим.

– Да сохранит нас Господь, – взмолился Сэнсам. – Иисус, Мария и все святые да защитят нас!

– А я помолюсь Митре, – отозвался я.

– Язычник! – прошипел Сэнсам, но помешать моей молитве не дерзнул.

Часы ползли медленно. Погожий весенний день заключал в себе неизъяснимую прелесть, но для меня стал горше желчи. Я знал, что и моя голова скоро добавится к общей груде на вершине Кар-Кадарна, но не о том я сокрушался: мне невыносимо было думать, что я подвел своих людей. Я завел своих копейщиков в ловушку, они погибли у меня на глазах, я их все равно что предал. Если в Ином мире они осыплют меня упреками, так ничего другого я и не заслуживаю; да только они наверняка мне обрадуются, и оттого я еще больше терзался чувством вины. Впрочем, мысль об Ином мире меня утешала. У меня там друзья и целых две дочери, и, как только пытка закончится, душа моя отлетит и обретет призрачное тело, и я изведаю счастье долгожданной встречи. Сэнсам, похоже, утешения в своей религии так и не обрел. Весь день напролет он ныл, стонал, рыдал и сетовал, да только воплями своими ничего не добился. Нам предстояла еще одна ночь и еще один томительно долгий голодный день.

Мордред вернулся на второй день ближе к вечеру. Он приехал с востока, ведя за собой длинную колонну копейщиков; они шумно приветствовали Амхаровых воинов. Короля сопровождала группа всадников, и среди них – однорукий Лохольт. Признаюсь, что при виде него я испытал страх. Кое-кто из Мордредовых людей тащил свертки – не иначе как с отрубленными головами; так оно и оказалось, но голов было куда меньше, чем я опасался. Десятка два-три страшных трофеев добавилось к груде, над которой гудели мухи, и ни одна голова не смахивала на чернокожую. Я предположил, что Мордред застал врасплох и перебил один из Саграморовых патрулей, но главную добычу упустил. Саграмор на свободе – что ж, это утешает. Саграмор всегда был замечательным другом – и страшным врагом. Вот из Артура враг завидный: Артур всегда был склонен прощать своих обидчиков, а Саграмор – неумолим. Нумидиец станет преследовать неприятеля до самых границ мира.