Бернард Корнуэлл - Экскалибур

Эйнион умчался, а мы усадили Артура-баха и крошку Серену на одного из мулов, второго нагрузили оружием и доспехами и побрели на юг. Артур знал: Мордред уже обнаружил, что мы бежали из Силурии, и думнонийская армия наверняка пустилась в обратный путь. Воинство Нимуэ, конечно же, увязалось за Мордредом. Причем движутся враги по накатанной римской дороге, а у нас впереди – мили и мили холмистой местности. Так что стоило поторопиться.

Мы и поторапливались, но холмы были крутыми, путь долгим, а Кайнвин все еще слаба; мулы плелись шагом, а Кулух хромал со времен той давешней битвы с Эллой под Лондоном. Так что продвигались мы крайне медленно, но Артур словно бы примирился со своей судьбой.

– Мордред не будет знать, где нас искать, – утешался он.

– А Нимуэ, возможно, и будет, – возразил я. – Как знать, не вытянула ли она под конец из Мерлина всю подноготную?

Артур долго молчал. Мы шли через лес; деревья стояли в нежной зеленой дымке, и ярко синели колокольчики.

– Знаешь, что мне следует сделать? – промолвил наконец он. – Надо бы отыскать глубокий колодец, бросить туда Экскалибур и завалить его камнями, чтобы никто и никогда не сыскал меча отныне и до конца света.

– Так за чем же дело стало, господин?

Артур улыбнулся и тронул рукоять Экскалибура.

– Я к нему привык. Я не расстанусь с Экскалибуром до тех пор, пока в нем нуждаюсь. Но если понадобится, я его спрячу, не сомневайся. Не сейчас, впрочем. – Артур задумчиво побрел дальше. – Ты на меня сердишься? – спросил он после долгой паузы.

– На тебя? С какой стати?

Он широким жестом обвел всю Думнонию, весь этот злополучный край – такой нарядный в весеннем убранстве из цветов и молодой листвы.

– Если бы я остался здесь, Дерфель, – с сожалением промолвил Артур, – если бы я не отдал Мордреду власть, ничего подобного не произошло бы.

– Но кто же знал, что Мордред окажется неплохим солдатом? – спросил я. – И соберет целую армию?

– Верно, – признал Артур. – Когда я соглашался на требование Мэурига, я рассчитывал, что Мордред так и загнется в Дурноварии. Думал, подонок упьется до смерти или поцапается с кем-нибудь и получит нож в спину. – Артур покачал головой. – Не годился он в короли, но был ли у меня выбор? Я дал клятву Утеру.

Ну да, конечно, в этом-то все и дело. Мне вспомнился высокий совет, последний в Британии, когда Утер измыслил пресловутую клятву, дабы возвести Мордреда на трон. Утер в ту пору был стариком, тучным, недужным, на грани смерти, а я был ребенком и мечтал лишь о том, чтобы в один прекрасный день сделаться копейщиком. Сколько же воды с тех пор утекло! Нимуэ была мне подругой в те дни.

– А ведь Утер даже не хотел видеть тебя в числе приносящих клятву, – напомнил я.

– Вот и мне так казалось, – отозвался Артур, – да только я все равно поклялся. А клятва – это клятва, и если мы сознательно ее нарушаем, так, значит, упраздняем верность и честь.

В нашем мире больше клятв нарушено, чем сдержано, подумал я, но вслух этого не сказал. Собственные клятвы Артур всегда старался сдержать и тем утешался. Он внезапно улыбнулся, и я понял: мысли его обратились на предметы более отрадные.

– Давным-давно, – поведал он мне, – видел я в Броселианде участок земли. Долинка спускалась к южному побережью; помню, там еще ручей журчал и березы росли, и я подумал: что за славное местечко, чтобы построить дом – а заодно и жизнь.

Я рассмеялся. Даже сейчас мечтал Артур все о том же, о чем и всегда: о доме, о земельном наделе и чтобы друзья были рядом. Дворцов он никогда не жаловал, и власть его не радовала; вот искусство войны он и впрямь любил, что правда, то правда. Эту любовь Артур всегда отрицал, но в битве ему равных не было – с его-то быстрым умом и смертоносной мощью. Именно воинские заслуги снискали Артуру славу и позволили ему объединить бриттов и разбить саксов. Но его смиренное нежелание властвовать, и упрямая вера во врожденную доброту человеческую, и непоколебимая приверженность священным клятвам к добру не привели: все, чего он достиг, загубили сущие ничтожества.

– Бревенчатый дом, – вдохновенно рассуждал Артур, – и сводчатая галерея с колоннами смотрит на море… Гвиневера обожает море. А южный склон полого спускается к воде, так что усадьбу можно построить прямо над берегом, чтобы день и ночь слушать, как волны плещут о песок. А за домом, – продолжал он, – я поставлю новую кузню.

– Не надоело издеваться над металлом? – усмехнулся я.

– Ars longa, vita brevis, – небрежно отмахнулся он.

– Латынь? – догадался я.

Он кивнул:

– Искусство долго, жизнь коротка. Я наловчусь, Дерфель. Слишком уж я нетерпелив – в этом моя беда. Я мысленно вижу форму металла и спешу ее воплотить, да только железо торопить нельзя. – Артур положил руку на мое перевязанное предплечье. – У нас с тобой впереди еще годы и годы, Дерфель.

– Я надеюсь, господин.

– Годы и годы, – промолвил он, – годы на то, чтобы мирно стариться, слушать песни да рассказывать истории.

– И мечтать о Британии? – спросил я.

– Мы хорошо ей послужили, – отозвался Артур, – а теперь пусть-ка Британия сама о себе позаботится.

– А если вернутся саксы и тебя вновь позовут на помощь, вернешься ли ты? – полюбопытствовал я.

Артур улыбнулся:

– Может, и вернусь, чтобы добыть Гвидру трон, а нет, так повешу Экскалибур на самую высокую балку моего дома, Дерфель, пусть паутиной затягивается. А я стану любоваться морем, сеять хлеб да смотреть, как подрастают мои внуки. Мы с тобой отжили, друг мой. Мы исполнили свои клятвы.

– Все, кроме одной, – отозвался я.

Артур резко вскинул глаза:

– Ты имеешь в виду мою клятву помочь Бану?

Про эту клятву я напрочь позабыл – а ведь только ее Артур и не сдержал, о чем сокрушался до сих пор. Королевство Бана, Беноик, пало под мечами франков, и хотя Артур послал Бану на подмогу своих людей, сам он в Беноик так и не поехал. С тех пор много воды утекло, и что до меня, я Артура ничуть не винил. Он искренне хотел помочь союзнику, но в ту пору нас теснили саксы Эллы, а вести две войны одновременно Артур никак не мог.

– Нет, господин, – отозвался я, – я думал о моей клятве Сэнсаму.

– Да Мышиный король про тебя небось давно позабыл, – отмахнулся Артур.

– Он ничего не забывает, господин.

– Значит, придется научить его забывчивости, – промолвил Артур, – потому что без тебя я стариться не желаю.

– Вот и я без тебя не желаю, господин.

– Так что мы схоронимся в глуши, ты и я, и люди станут спрашивать: «А где же Артур? Где же Дерфель? Где Галахад и Кайнвин?» Мы же спрячемся под березами у моря, и никто так и не узнает, где мы. – Артур рассмеялся: он видел – до мечты его рукой подать, и надежда подгоняла его вперед, помогая преодолеть последние мили долгого, тяжкого пути.