Бернард Корнуэлл - Экскалибур

Саксы между тем преодолели последнюю изгородь и двинулись вверх по протяженному голому склону. В первом ряду шли лучшие из воинов: я видел, как плотно сомкнуты их щиты, как густ строй копий, как ярко блестят боевые топоры. Ланселотовых людей видно не было; похоже, резней займутся одни саксы. Колдуны выплясывали впереди, рев бараньих рогов подгонял копейщиков вперед, а над ними нависали окровавленные черепа – стяги их королей. Некоторые из бойцов первого ряда вели на привязи боевых псов: их спустят в нескольких ярдах от нас. В первом ряду был и мой отец, а Кердик ехал верхом позади саксонского полчища.

Поднимались саксы медленно, очень медленно. Холм крутой, доспехи тяжелые, бросаться в бойню очертя голову нужды нет… Враги знали – битва предстоит кровавая, хоть и недолгая. Они придут стеной щитов, и преодолеют укрепления, и сшибутся с нами, и попытаются оттеснить нас назад. Их топоры засверкают над верхним краем наших щитов, их копья ударят в бреши, и вонзятся в цель, и пустят кровь. Послышатся вопли, и крики, и хрипы, и застонут раненые и умирающие, но враги далеко превосходят нас числом, и в конце концов они обойдут нас с флангов, и мои волчьи хвосты погибнут все до единого.

А пока мои волчьи хвосты пели, пытаясь заглушить хриплый рев рогов и неумолчный рокот деревянных барабанов, саксы подбирались все ближе. Мы уже различали гербы на их круглых щитах: волчьи морды – у людей Кердика, быки – у воинов Эллы, и тут же – щиты их вождей: ястребы, орлы и вставший на дыбы конь. Псы рвались с привязи: им не терпелось выгрызть дыры в нашем строю. Колдуны поливали нас визгливой бранью. Один из них побрякивал связкой человечьих ребер, другой встал на четвереньки, словно собака, и завывал проклятия.

Я ждал на южной стороне укрепления: здесь угол стены выступал над долиной, точно нос корабля. Сюда, в центр, и придется первый удар. Я прикидывал про себя, не позволить ли саксам войти беспрепятственно, а потом, в последний момент, стремительно податься назад и взять наших женщин в кольцо щитов. Но, отступая, я сдавал тем самым удобную площадку для боя на плоской вершине и отказывался от выигрышной позиции на высоте. Пусть лучше мои люди убьют как можно больше врагов, прежде чем саксы нас одолеют.

О Кайнвин я пытался не думать. Я не поцеловал на прощание ни ее, ни дочерей; может, им еще удастся уцелеть. Может, среди всего этого ужаса какой-нибудь Эллин копейщик признает колечко и отведет их к королю живыми и невредимыми.

Мои люди принялись колотить древками копий о щиты. Стену смыкать пока не было надобности: еще успеется. Оглушенные грохотом саксы глядели вверх по холму. Никто не бросился вперед метнуть копье – для этого холм был слишком крут, зато с привязи сорвался боевой пес и неуклюжими скачками понесся вверх по траве. Эйррлин, один из двух моих егерей, пронзил его стрелой: пес заскулил и забегал кругами, древко торчало у него из брюха. Оба егеря принялись отстреливать остальных собак, и саксы оттащили зверюг назад, под защиту щитов. Колдуны разбежались к флангам, понимая: битва вот-вот начнется. Егерская стрела впилась в саксонский щит, еще одна мазнула по шлему. Теперь уже недолго. Еще сотня шагов. Я облизнул пересохшие губы, утер пот с глаз и посмотрел вниз, на свирепые бородатые лица. Враги вопили во все горло, однако сдается мне, голосов я не слышал. Помню лишь гудение рогов, да барабанный грохот, да гулкий топот ног по траве, да звяканье ножен о доспехи и лязг сцепленных щитов.

– С дороги! – раздался позади нас голос Гвиневеры, и в нем звенело ликование. – С дороги! – крикнула она снова.

Я обернулся: ее двадцать ополченцев толкали к укреплениям две телеги из-под продовольствия. Эти громадные, неуклюжие повозки с цельными деревянными кругами вместо колес, способные задавить одним своим весом, Гвиневера дополнила еще двумя боевыми средствами. Она сняла спереди дышла и вместо них воткнула копья, а внутри повозок, вместо провианта, ныне ехал пылающий валежник. Так Гвиневера превратила телеги в пару исполинских пылающих снарядов – дабы обрушить их вниз по холму прямо на плотно сомкнутые ряды противника, а позади телег, жадные до зрелища, толпой поспешали возбужденные женщины и дети.

– Расступитесь! – заорал я своим людям. – А ну расступитесь!

Воины разом оборвали песню и бросились в разные стороны, оставляя центр укреплений без всякой защиты. А саксы были уже в каких-нибудь семидесяти-восьмидесяти шагах от нас; видя, что наш щитовой строй распался, они почуяли победу и перешли на бег.

Гвиневера прикрикнула на своих людей, чтобы поторапливались; на подмогу подоспели еще копейщики и с новыми силами навалились на чадящие телеги.

– Ну же! Вперед! – подгоняла Гвиневера. – Вперед! – (Воины, покрякивая, толкали и тянули, и телеги двигались все быстрее.) – Вперед, вперед, вперед! – взывала Гвиневера, и все новые помощники принимались выталкивать тяжелые повозки на земляной вал древнего укрепления. На краткое мгновение я испугался было, что низкая насыпь окажется непреодолимым препятствием, потому что здесь обе телеги притормозили и густой удушливый дым окутал наших людей, но Гвиневера вновь прикрикнула на копейщиков, и те, стиснув зубы, последним героическим усилием вкатили телеги на земляную стену.

– Навались! – заорала Гвиневера. – А ну навались!

Телеги на мгновение застыли и, подталкиваемые снизу, медленно, словно нехотя, стали наклоняться вперед.

– Ну же! – крикнула Гвиневера, и вот уже телеги ничто не держит, а впереди – крутой травянистый склон, а еще дальше – враги. Обессиленные помощники расступились – и две охваченные пламенем повозки покатились вниз.

Поначалу телеги двигались неспешно, но с каждой минутой они набирали скорость, и вот уже они запрыгали на ухабах и колдобинах, и горящие ветки полетели через борта во все стороны. Склон становился все круче, два массивных снаряда со свистом летели вниз: двойной груз огня и дерева с грохотом катился на устрашенный саксонский строй.

У саксов не было ни шанса. Слишком плотно сомкнутые ряды не позволяли воинам вовремя убраться с дороги, а телеги были удачно направлены – громыхающие громады неслись в дыму и пламени точнехонько в самое сердце вражеской атаки.

– Все в строй! – крикнул я своим. – Смыкайте щиты! Щиты смыкайте!

Мы спешно вернулись по местам – и тут телеги врезались в саксонский боевой порядок. Наступление уже приостановилось, кое-кто попытался вырваться из общей массы, но для тех, кто оказался на пути снарядов, спасения не было. Раздался многоголосый крик: острые копья, закрепленные на телегах спереди, вонзились в людское скопище, одна из повозок встала на дыбы, передние ее колеса подмяли под себя упавших, и она покатилась дальше, круша, опаляя и калеча всех без разбору. Под колесом захрустел чей-то щит. Вторая телега, ударив в саксонский строй, вильнула в сторону. Мгновение она балансировала на двух колесах, затем опрокинулась набок и выплеснула поток огня на саксонские ряды. Где еще недавно шагали сплоченные, вымуштрованные шеренги, теперь царили хаос, страх и паника. Даже в той части войска, что не угодила под прямой удар, возникла сумятица: толчок оказался столь силен, что аккуратные ряды дрогнули и распались.