Яна Левская - Раминар.

- Швар, Грол и Коблед! - прорычала она, осматриваясь по сторонам в поиске ориентиров. Звёзды Трелучья еле виднелись в сизом небе. Выбрав направление, Шеа быстро зашагала по травостою. До Малого Нара было не меньше полутора дасандов. - Тучу копий вам в спину!

Приближаясь к дому, Шеа напряжённо вдыхала воздух - пыталась уловить запах дыма. Пока что ветер нёс лишь сырость и аромат свежих трав. Она подходила с северной стороны Проклятой Кручи, сам Нар лежал южнее. Взобравшись на вершину холма, женщина легла в траву и посмотрела вниз на свой домишко. Свет не горел, вокруг никто не шастал. Только посреди двора валялось что-то бесформенное - в темноте было не разглядеть, что именно, даже со способностями Вдовы. Спускалась она осторожно, стараясь не шуметь, замирая и прислушиваясь время от времени. Никто не удосужился устроить ей теплый приём у родного порога. Это было странно. Приостановившись на краю пустыря, Шеа хмуро уставилась на человеческое тело, лежавшее лицом вниз. Что бы это ни означало, происходящее нравилось ей всё меньше, хотя куда уж было падать планке скверности событий на сегодняшний день. В воздухе по-прежнему плыла тишина, и Шеа готова была поспорить, что рядом нет ни одной живой души - даже животных. Подойдя к телу, она ткнула его носком сапога. Никакой реакции не последовало. Тогда она просто толкнула его посильнее, переворачивая на спину, и застыла, прикусив губу изнутри. У её ног лежал Трит. Признаков жизни он не подавал. Шеа присела на корточки, расстегнула ворот перепачканной рубашки, обнажив шею парня, и прижала пальцы к жилке. Сердце билось ровно и сильно. Трит спал. Возможно, не обычным сном, но мёртв он не был - и это очень радовало. "Что ж, похоже, мы пришли к компромиссу, ваше лешачье Величество. Но если он не проснётся или проснётся не собою, то вы от меня не скроетесь, смею вас уверить".

Трит проснулся и даже смог подтвердить при свидетелях, что от дома Шеа ушёл сам по своей воле, будучи в добром здравии. Рассказал о том, что направлялся домой, когда - вот здесь и прерывалась логическая взаимосвязь - вдруг передумал и решил сходить к старой мельнице. В четвёртом часу пополуночи! По дороге на Трита навалилась усталость, и он прилёг вздремнуть, а очнулся уже во дворе Вдовы, облитый водой с головы до пят. Конечно, подозрения от Шеа такой вот рассказ не отвёл, но и доказательств её вины тоже не предоставил. К тому же, у Вдовы не было мотива - о том, что Трит накануне якобы заметил странный отблеск в её глазах, она понятия не имела. Господин в епанче, который заходил к Вдове вместе с матерью пропавшего, оказался представителем окружной кардерии, прибывшим специально из Большого Нара, чтобы взять дело в собственные руки. Это по его распоряжению тело "покойного" не было погребено на третий день, как того требовали обычаи, а осталось гнить на воздухе для проведения расследования. Незадачливые же дэмуды сварганили деревянного человека сроком годности на пять дней, справедливо полагая, что ко времени распада морока, берёзка будет надёжно закопана на сельском кладбище. В результате досадного просчёта, вода в котле забурлила на новый лад, что повлекло за собой описанные выше события.

Кард решил-таки дожать "ведьму" и не давал Шеа прохода до конца следующей недели, в то время как она спешно собиралась в дорогу - оставаться в Малом Наре в её планы более не входило. Едва завидев его на горизонте, Вдова спешила к своей лачуге - туда уже полмесяца никто не забредал. Дэмуды, наверняка, когда возвращали Трита, наткнулись на засаду, устроенную для "ведьмы", и сотворили какой-то "от ворот поворот", под действием которого все охотнички в замешательстве разбрелись по домам, временно позабыв о своих намерениях относительно поимки убийцы. Этот таинственный лешачий заговор до сих пор держался, и любой, кто шёл к дому у Северной кручи, за двадцать лакратов от пустыря разворачивался и топал восвояси. Шеа даже не пыталась сдерживать улыбку, когда господин-важная-шишка целеустремлённо прорывался сквозь заросли бурьяна, чтобы за какие-то сто шагов до цели застыть с глупым видом и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, медленно побрести в обратную сторону. Картина повторялась несколько раз. Стоило господину в епанче вспомнить о своих намерениях, как он возвращался с негодованием на лице, стремительно вышагивая и размахивая руками в широких рукавах, на ходу сверлил наблюдающую за ним с пустыря Шеа гневным взглядом, доходя же до границы заколдованного круга, вновь останавливался и с пустыми глазами возвращался в посёлок.

Признав тот факт, что настырный следователь не отступит, пока не найдёт в этом мутном деле другую зацепку, кроме неё, Шеа, она решила дать ему настоящий след, а заодно посыпать перцем морщинистые носы дэмудов, устроивших всю эту катавасию. Прекрасно понимая, что её саму слушать будут, скривив недоверчиво рожи, Вдова навеяла Триту парочку "воспоминаний", которые он незамедлительно и озвучил. С нечистью людям сталкиваться приходилось не часто, но и не редко, так что описание леших, державших парня у себя в землянке, проглочено было. Из большого Нара решили вызвать...

- Каких-то... кекс... кекспертов, - выговорил Микаль с таким выражением на лице, будто только что лимон слопал.

- Кекспе... ах, экспертов что ли?

- Ну... наверное. Жор их разберёт, кого там они собираются из Большого тащить - знающих людей, тех что со всякими лешаками и прочими гадами дело имеют.

Вдова кивнула.

- Ну и славненько.

Как будто господина из кардерии с Ловчими было мало. Так еще кого-то несет!

Не дожидаясь прибытия "кекспертов", Шеа покинула Малый Нар, увозя на телеге, запряжённой верным коньком, весь накопленный скарб.

На выезде из посёлка её перехватил следователь и грозно заявил:

- Мы с тобой ещё встретимся и поговорим по душам.

"В другой жизни", - ответила мысленно Вдова и подстегнула коня, отметив боковым зрением, как вдалеке от дороги, едва видимые в травяном океане, двигаются серые фигуры с промельками сиреневого на одежде.

2 глава. Путники

Здравствуй, ведьма страшная.

Здравствуй, ведьма злобная.

У маго ребеночка

Ножки отнимаются.

Помоги волшбою ли,

Али гадким зелием.

Кровью сердце моется

От мучений чадушка.

Я тебя не жаловал,

Жег твое укрытие,

Но в минуту бедствия

Ты прости мя, грешного.

Всяк боится дьЯволиц,

Потому как ведомо,

Что их души черные

Не способны к жалости.

Что ты смотришь, скверная?

Да. Мой жив ребеночек.

Еле-еле выдюжил

На твоей отраве-то.

Богомерзко знание,

Что в твоем владении.

Не дождешься слова ты

Светлой благодарности.

Не топтать травы тебе,

Не чинить нам бедствия.

Знаем, что душа твоя,