Томас Тимайер - Закон Хроноса

Гумбольдт поднялся.

– Каждое событие оставляет след в континууме времени. Что-то вроде эха, которое проносится по множеству параллельных временных прямых. И чем ближе находятся прямые, чем значимей событие, тем сильнее эхо. Смотрите: поскольку мы изменили всего одно событие, а именно убийство императора, прямые расположены совсем рядышком. Мы спасли жизнь двух человек. По сравнению с историей человечества это минимальное вмешательство. Если бы изменений было больше, то эхо было бы отчетливее. Сначала я тоже отнесся к этому скептически. Видел параллели, но еще не мог поверить, что существует закономерность, – так же, как и вы сейчас. Потом я нашел вот это, – он вытащил конверт из стопки документов и высоко его поднял. – Письмо Элизы. Прощальное письмо. То, что она в нем пишет, стопроцентно совпадает с моей теорией, я больше не верю в случайность. Закон Хроноса реален, и в будущем доставит нам огорчения.

– Что она пишет? – спросила Шарлотта.

– Прочти сама, – протянул исследователь письмо. – Лучше вслух.

Шарлотта раскрыла конверт и вытащила лист бумаги. Один листочек, исписанный с обеих сторон. Вычурные завитки заглавных букв подтверждали, что письмо написано действительно Элизой. К тому же, она единственная писала особыми темно-красными чернилами. Когда Шарлотта развернула лист, запахло мятой и миррой.

«Мой любимый, если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет с вами. Не спрашивай почему. Только боги могут ответить на этот вопрос. Все, что я могу сказать, мне нужно было идти за тобой, но нужно и покинуть тебя. Дамбалла указала мне путь, и я должна повиноваться ей как ее жрица. Помнишь, когда-то я могла видеть сердца людей. Будущее и прошлое не были тайной, я читала судьбы как открытые книги. Не всегда я понимала, что видела, и не всегда могла управлять своими способностями. Но этот дар, которым я обладала с рождения, помог нам во многих приключениях. Я его утратила. Мне его дали, а потом забрали. Вместо него появилось нечто другое. Дар, который в моей культуре известен как „черное зеркало“. Он проявляется тогда, когда кончается один цикл и начинается другой. Символ перемены времен. Вместо того, чтобы смотреть из времени, я могла взглянуть со стороны. Увиденное мною похоже на то, что видят на ярмарках, когда стоят между двумя зеркалами. Бесконечная цепочка картин, уходящих все дальше и дальше, пока не станут едва различимыми. Но в моем случае „черное зеркало“ показывало сцены, которые не были идентичны друг другу, а незначительно отличались друг от друга. То на мне были брюки с жилетом, то темное платье. То у меня были распущенные волосы, то собранные в прическу. В одних сценах я была веселой, в других – печальной. Это была я. В одно и то же время, но в разных мирах. И всегда картинки кончались в одном и том же месте. 18 июня 1895 в девять часов десять минут зеркало чернело. Пустота. Темнота. Забвение.

Любимый мой, я ничего не рассказывала тебе об этом видении, чтобы не огорчать тебя. Такой чувствительный человек, как ты, все равно почувствовал бы, но у тебя было сложное задание, требующее всех твоих сил. Теперь, когда я встретила свой конец, я могу, наконец, рассказать тебе. Черное зеркало разбито. Мое задание выполнено. Я пробыла с тобой столько, сколько смогла, пришло время прощания. Сохрани меня в своей памяти такой, как я была, и не плачь о прошедших годах. Они были слишком прекрасны, чтобы омрачать их печалью. Помоги мне вернуться домой. Я написала письмо своей семье, чтобы они были готовы. С их помощью я вернусь к своей прежней жизни.

Гумбольдт, любимый мой, время пришло.

Нельзя записать на бумагу все, что я хочу тебе сказать, поэтому оставляю ее в покое. Думаю, ты поймешь, что я чувствую. Будь счастлив, возлюбленный мой. Мы снова встретимся в наших снах».

Шарлотта опустила письмо.

– Не понимаю, – всхлипнула она. – Что значит, она не с нами? Она же здесь.

– Ее тело, – ответил Гумбольдт. – Но дух уже в другом месте.

– Что это значит? Неужели она больше никогда не проснется?

Гумбольдт обнял девушку за плечи.

– Не могу сказать, моя девочка. Это никому не известно. Но пока она жива, остается надежда. – Плечи у него поникли. – Я долго думал, показывать ли вам письмо, все-таки это прощальное письмо и адресовано мне. Но в нем содержится важное послание. Мне кажется, что-то вроде ключа.

– Что за ключ? – спросил Оскар, у которого на душе скребли кошки.

– Указание, что я не ошибся в своих предположениях о законе Хроноса. Задумайтесь: описанное Элизой совпадает с тем, о чем я вам сейчас рассказал. Это доказывает, что закон Хроноса – неотъемлемая часть природы. События не происходят произвольно. Они располагаются одно за другим, вытекают одно из другого. Они оставляют эхо в памяти нашего мира. – Его глаза печально заблестели. – Это фундаментальное положение, поскольку означает, что будущее не является предопределенным, но оно идет по определенной схеме или плану. Мы не можем менять факты так, как нам заблагорассудится. В определенное время должны случиться определенные события. Единственное, что мы можем изменить, – их интенсивность.

– Что это значит в нашем конкретном случае? – спросила Шарлотта, щеки которой еще были влажными от слез.

Гумбольдт сложил руки и уставился в пол.

– Как бы лучше объяснить? Тяжело мне это дается. И не только потому, что теория новая и необычная, но и потому, что она касается всей нашей жизни. Лучше всего говорить ясно, без двусмысленностей. Хоть я и надеялся, что наше вмешательство сделает мир лучше, к сожалению, полностью устранить угрозу войны невозможно. Вероятно, у нас еще есть несколько десятилетий до ее начала, но она будет. Может быть, не такая ужасная и долгая, как описывается в документах, но она неминуема. Эхо войны разносится по всей Вселенной. Она оставила следы. Поэтому нужно быть готовыми. Можно строить планы, но некоторых вещей нельзя миновать. Вот что вынес я из нашего опыта. Не решаюсь гадать, дойдет ли дело до господства машин. До этого мы все равно не доживем, – он опустил руки. – Мне жаль, что я не могу сообщить вам ничего хорошего, но лучше знать, если приближается что-то неприятное, правда?

Оскар и Шарлотта переглянулись, но промолчали.

Может быть, впереди действительно война? Или же Гумбольдт ошибается? Вдруг письмо Элизы говорит о другом? Совпадения, конечно, поразительны, но не слишком ли далеко зашел исследователь, пытаясь приписать этот закон природе? И если в ближайшее десятилетие разразится война, что станет с ними? С домом, с исследованиями, с учебой?

Если Оскар и усвоил что-то во время путешествий, так это то, что будущее нельзя предугадать. Оно постоянно меняется. Можно формировать или изменять, если приложить усилия. И он сам – лучшее тому доказательство. Всего несколько лет назад он был простым уличным мальчишкой, теперь его знает весь мир. Человек, который спас жизнь императору.