Томас Тимайер - Стеклянное проклятие

Вынув из кармана записную книжку Беллхайма, ученый раскрыл ее.

– Я провел немало часов, пытаясь собрать воедино части этой мозаики. Многое мне до сих пор не ясно, но в одном я уверен: Беллхайм здесь побывал. Он входил в храм и вышел из него другим человеком. Его личность, его мысли, даже его почерк полностью изменились. От того открытого и сердечного парня, с которым мы учились в университете, ничего не осталось. Даже его записи стали отрывочными, а мысли спутанными. Если сравнить заметки, сделанные до и после посещения храма, в глаза бросается масса различий. Он позабыл грамматику, начал неверно употреблять самые распространенные слова. Такое впечатление, что он вел дневник лишь для того, чтобы никто не заподозрил, что в оболочке его тела поселилось какое-то совершенно иное существо.

Последние слова потрясли Оскара. Он вспомнил о своей руке, пострадавшей в столкновении с Рихардом Беллхаймом.

– Как же нам теперь быть? – спросил он, едва сдерживаясь, чтобы окончательно не запаниковать.

– Прежде всего – осторожность и еще раз осторожность, – Гумбольдт сбросил с плеча сумку, снял с пояса шпагу и положил рядом с собой. – Штука, которая способна превратить благодатный край в пустыню, способна и на многое другое. – Он открыл сумку, извлек оттуда несколько небольших металлических контейнеров с герметичными крышками, шпатель и пинцет. Все это он разложил на расстеленном носовом платке.

Оскар не понимал, зачем отец это делает. Ему хотелось одного – поскорее убраться отсюда. И храм, и весь этот заброшенный город, построенный неведомым народом, действовали на него очень странно. Элиза и Шарлотта тоже нервничали.

Сохранять спокойствие удавалось только Гумбольдту. Прихватив свою трость, он поднялся.

– Ждите меня здесь.

С этими словами он переступил порог храма. Возможно, это был всего лишь обман зрения, но Оскару почудилось, что зеленый монолит слегка запульсировал. Свет под сводами храма стал как будто ярче.

Гумбольдт сделал еще шаг и остановился. Теперь он находился в полутора метрах от порога. Запрокинув голову, ученый прислушался.

– Что там? – крикнула Шарлотта. – Ты что-нибудь слышишь?

– Не уверен. Как будто обрывок какой-то мелодии. Или перезвон бокалов.

Элиза быстро взглянула на Оскара. Юноша молча кивнул.

– Выходи оттуда, и поскорее! – встревожилась Шарлотта. – С камнем что-то происходит.

– Не только с камнем. С храмом в целом, – ответил Гумбольдт. – Я его слышу. Он говорит со мной.

В этот миг по полу сооружения пробежала дрожь. Ученый опустил глаза. Место, на котором он стоял, теперь напоминало воду, на которой ветер поднял рябь. Гумбольдт отступил на шаг, но за это время его ноги успели погрузиться в зеленоватый песок по лодыжки. Оскар схватил его за рубашку, рванул к себе и вытащил из опасной зоны.

Когда ученый снова оказался на солнце, все трое с ужасом уставились на его сапоги. Грубая кожа была усыпана крохотными кристалликами, которые издавали тихий звон и при этом суетливо перемещались. Словно Гумбольдт наступил на муравейник, полный светло-зеленых муравьев. Некоторые песчинки уже начали вгрызаться в кожу. Заметив это, ученый молниеносно сдернул обувь и отшвырнул как можно дальше в сторону.

Все завороженно уставились на сапоги. Их кожа странно побледнела, как бы выцвела, но с ними как будто ничего больше не происходило, и через несколько минут путешественники решились подойти поближе.

Гумбольдт взял палку, поддел один сапог и поднял его к свету. На нем повсюду виднелись сотни крохотных отверстий – толстая воловья кожа превратилась буквально в решето. Но и от звенящих песчинок не осталось ни следа.

Оскар отступил. Ему казалось, что земля под ним колеблется. Куда бы он ни взглянул, ему мерещились живые кристаллики. Сердце бешено стучало, горло сдавило.

– Прочь… Надо бежать отсюда, – пробормотал он.

– Успокойся, мой мальчик. Эти кристаллы просто исчезают.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Можешь убедиться сам. Никаких следов ползучих песчинок. И на сапогах их тоже больше нет. Похоже на то, что они не выносят солнечного света. Или способны существовать только на определенном расстоянии от зеленого монолита. Мы обязаны понять, что это такое.

Оскар глубоко вздохнул и спросил:

– Это предмет или живое существо?

– Пока не знаю, – Гумбольдт осмотрел сапоги, убедился, что все кристаллы действительно исчезли, и снова их натянул. Даже изрешеченные, как сито, они вполне еще могли послужить. Он сделал несколько шагов, притопнул и скомандовал:

– Оскар, бери контейнеры и следуй за мной.

– Что ты задумал? Ты же не собираешься туда вернуться?

– В том-то и дело. Это необходимо. Я должен взять пробы для более тщательного изучения, и без твоей помощи мне не обойтись. И не паникуй – тебе не понадобится входить в храм.

Оскар замешкался. Ему понадобилось время, чтобы справиться со страхом, но разочаровать отца он не мог. Сейчас слишком многое зависело от Гумбольдта и от него самого. А что, если удастся найти противоядие от действия изумрудно-зеленой штуковины, дремлющей в храме?

Прихватив один из контейнеров, юноша зашагал за ученым. У врат храма Гумбольдт обнажил шпагу и погрузил кончик клинка в песок за порогом. Песчинки моментально зашевелились и зазвенели. Несколько зеленых кристалликов прилипли к металлу и принялись сверлить его. Гумбольдт вытащил шпагу из песка и поднес поближе к глазам.

– Отлично, – наконец проговорил он. – Они ничего не могут поделать с металлом. Так я и думал. Оскар, подай сюда контейнер!

Юноша отвинтил крышку и протянул сосуд отцу. Ученый вытащил нож и сбросил зеленые песчинки с кончика шпаги в контейнер. Оскар мгновенно накрыл его крышкой и туго завинтил. Из контейнера сразу же послышались царапанье и странный шелест.

Гумбольдт проверил, плотно ли завинчена крышка, и кивнул:

– Можем возвращаться.

Уже на обратном пути он добавил, потирая ладони:

– А теперь мы проведем пару-тройку несложных экспериментов с этими кристаллами!

Когда Оскар открыл глаза, стояло позднее утро. Он лежал в своей кровати, ветерок из окна слегка шевелил москитную сетку над ним. Квадрат солнечного света на полу касался ножки стула, а значит уже как минимум десять.

Он выскочил из постели и торопливо оделся. Вчера он едва добрался до своей комнаты, с трудом переставляя одеревеневшие ноги, рухнул в постель и, даже не раздеваясь, провалился в сон без сновидений.

А сейчас, даже толком не умывшись, он выскочил из хижины и отправился на поиски отца. В саду, как обычно, собралась для молитвы миссионерская братия, но, несмотря на то, что руки монахов были благоговейно сложены, а головы опущены, Оскару почудилось, что двое-трое из них проводили его подозрительными взглядами.