Брендон Сандерсон - Путь королей

Внезапно кто-то в черном теплом плаще уселся рядом с Далинаром. Это не был один из великих князей. Кто осмелился…

Капюшон плаща опустился, открывая ястребиные черты Шута. Сплошь прямые линии да углы — острый нос и подбородок, тонкие изогнутые брови, пронзительный взгляд. Далинар вздохнул, ожидая неизбежного потока заумных колкостей.

Шут, однако, молчал. Он рассматривал собравшихся, и лицо у него было напряженное.

«Да, — подумал Далинар. — В его отношении Адолин тоже не ошибся».

Сам он в прошлом поторопился с выводами. Этот человек вовсе не простой шут, как многие его предшественники. Он продолжал сидеть и молчать, и Далинар предположил, что этим вечером суть проказ заключалась в том, чтобы превращаться в чью-то тень, лишая спокойствия. Не очень-то смешная шутка, но Далинар часто не понимал, в чем смысл его поступков. Наверное, кто-нибудь более сведущий нашел бы это ужасно остроумным. Великий князь Холин вернулся к еде.

— Ветер переменился, — прошептал Шут.

Далинар посмотрел на него.

Прищурившись, тот окинул взглядом ночное небо.

— Он начался несколько месяцев назад. Ураган. Движется и кружится, мотает нас из стороны в сторону. Вертится, как весь наш мир, но мы ничего не чувствуем, потому что и сами вертимся вместе с ним.

— Вертится мир… Кто придумал такую глупость?

— Те, кому не все равно. А есть еще невежды-ревнители. Вторые зависят от первых — а еще используют первых, — в то время как первые не понимают вторых, теша себя иллюзиями, что сходство между ними сильней, чем кажется. Из-за этих игр мы теряем время, секунды-то бегут. Раз-два, раз-два…

— Шут, — со вздохом проговорил Далинар, — сегодня мне не до этого. Прости, не могу подыграть — я и впрямь не понимаю, о чем ты.

— Знаю. — Шут посмотрел ему прямо в глаза. — Адональсиум.

Далинар еще сильнее нахмурился:

— Как ты сказал?

Шут изучал его лицо:

— Далинар, ты когда-нибудь слышал это слово?

— Адо… что?

— Ничто. — Он как будто был встревожен и совсем не походил на прежнего себя. — Бессмыслица. Тарабарщина. Абракадабра. Не правда ли, странно, что какая-нибудь чепуха может состоять из знакомых слов, разрезанных и расчлененных, а потом сшитых во что-то похожее… но в то же время совсем другое?

Далинар помрачнел.

— Я вот думаю, можно ли так поступить с человеком. Разъять его, чувство за чувством, орган за органом, один кровавый кусок за другим. Потом все сложить во что-то иное, вроде дисийского аймианца. Если ты и впрямь сложишь такого человечка, Далинар, не забудь назвать его Чепухой, в мою честь. Или, может, Чепухотребухой.

— Значит, это твое имя? Настоящее имя?

— Нет, друг мой. — Шут встал. — Я отказался от настоящего имени. Но когда мы встретимся в следующий раз, придумаю что-нибудь поумнее, чтобы ты мог меня так называть. До той поры «Шут» сойдет… Или, если пожелаешь, зови меня Хойд. Будь настороже; Садеас намеревается устроить разоблачение на этом пиру, хотя я понятия не имею, какое именно. Прощай. Извини, что так мало тебя оскорблял.

— Погоди, ты уезжаешь?

— Я должен. Надеюсь вернуться. Если не убьют. Впрочем, даже в этом случае вернусь. Извинись за меня перед своим племянником.

— Он не обрадуется. Ты ему очень нравишься.

— Да, и это одна из его наиболее восхитительных особенностей. Наряду с тем, что он мне платит, позволяет есть дорогие кушанья и дает возможность насмехаться над своими друзьями. К несчастью, космер важнее бесплатной еды. Береги себя, Далинар. Жизнь становится опасной, и тебе опасность угрожает сильнее, чем прочим.

Шут кивнул напоследок и удалился. Он поднял капюшон, и вскоре князь уже не мог различить его во тьме.

Далинар вернулся к еде. «Садеас намеревается устроить разоблачение на этом пиру, хотя я понятия не имею, какое именно». Шут редко ошибался, но почти всегда вел себя странно. Интересно, он и в самом деле уехал или наутро будет все еще в лагере и станет насмехаться над тем, как разыграл Далинара?

«Нет, это был не розыгрыш».

Он махнул слуге в черно-белой одежде:

— Приведи сюда моего старшего сына.

Слуга с поклоном удалился. Далинар все доел в молчании, изредка поглядывая на Садеаса и Элокара. Они были уже не за пиршественным столом, так что супруга Садеаса к ним присоединилась. Йалай обладала пышными формами и, по слухам, красила волосы. Это означало, что у нее в роду была кровь чужеземцев, — волосы алети всегда отражали чистоту их родословной. Чужая кровь проявлялась прядями другого цвета в шевелюре. По иронии судьбы смешанная кровь попадалась среди светлоглазых куда чаще, чем среди темноглазых. Темноглазые редко женились на чужеземцах, но Домам алети часто требовались альянсы или деньги от тех, кто происходил из других краев.

Покончив с едой, Далинар встал из-за королевского стола и спустился на сам остров. Музыкантша все продолжала играть меланхоличную мелодию. Она была довольно искусна. Через несколько секунд на королевском острове появился Адолин и поспешил к Далинару:

— Отец? Ты послал за мной?

— Держись поближе. Шут сказал, что Садеас этой ночью собирается устроить бурю.

Адолин помрачнел:

— Тогда нам пора.

— Нет. Мы должны увидеть, что за игру он поведет.

— Отец…

— Но ты можешь подготовиться, — негромко прибавил Далинар. — На всякий случай. Ты привел на этот пир офицеров из нашей гвардии?

— Шестерых.

— Тогда я их приглашаю на королевский остров. Передай им это. А что с королевскими гвардейцами?

— Я позаботился, чтобы среди тех, кто этой ночью охраняет остров, были люди, наиболее верные тебе. — Адолин кивком указал на темное пространство на берегу пиршественного бассейна. — Думаю, стоит разместить их вон там. Получится хороший путь к отступлению, если король прикажет тебя арестовать.

— Я по-прежнему думаю, что до этого не дойдет.

— Ты не можешь быть в этом уверен. Прежде всего, Элокар допустил само расследование. Кузен становится все более и более одержимым.

Далинар бросил взгляд на короля. Молодой человек в последнее время почти постоянно носил осколочный доспех, но не этим вечером. Он, похоже, был на взводе — оглядывался, глаза бегали туда-сюда.

— Дай знать, когда наши люди займут позиции, — распорядился Далинар.

Адолин кивнул и быстро удалился.

Сил на светские беседы у Далинара не осталось. Но стоять в одиночестве, с неловким видом было немногим лучше, поэтому он подошел к главному очагу, где великий князь Хатам о чем-то говорил с небольшой компанией светлоглазых. Они приветственно закивали Далинару; какими бы ни были отношения между ними, на пиру никто не проявлял открытой враждебности. Так не принято вести себя с человеком его ранга.

— О светлорд Далинар, — приветствовал Хатам плавным, преувеличенно вежливым голосом.