Брендон Сандерсон - Путь королей

Она шагнула вперед, но ее спутник кашлянул:

— Мне понадобится ваш пропуск, светлость.

— Сколько он стоит? — нерешительно спросила Шаллан.

— Тысячу сапфировых броумов.

— Так дорого?

— На обслуживание множества больниц, открытых королем, требуются средства, — извиняющимся тоном сказал мужчина. — Харбрант может продавать лишь рыбу, колокола и сведения. Первые два вида товаров едва ли уникальны. А вот третье… скажем так, Паланеум — величайшая коллекция книг и свитков во всем Рошаре. Возможно, превосходящая даже Святой Анклав в Валате. Согласно последним подсчетам, в наших архивах семьсот тысяч текстов.

Ее отцу принадлежали восемьдесят семь книг. Шаллан их всех прочла несколько раз. Сколько же сведений может содержаться в семистах тысячах?! Так много, что с ума можно сойти. Как же ей хотелось ознакомиться с содержимым тайных полок! Можно было провести месяцы за чтением одних только названий.

Но нет. Возможно, когда она убедится, что братья в безопасности… что состояние семьи восстановлено… тогда и вернется. Может быть.

Девушке показалось, что она отказывается от теплого фруктового пирога, умирая от голода.

— Я могу подождать где-нибудь здесь?

— Вы можете использовать один из читательских альковов, — ответил слуга, расслабившись. Вероятно, он боялся, что она устроит сцену. — За них платить не надо. Там есть служители-паршуны, которые поднимут вас на верхние уровни, если пожелаете.

— Спасибо, — поблагодарила Шаллан и, повернувшись спиной к Паланеуму, опять почувствовала себя ребенком, которого заперли в комнате и не разрешили играть в саду из-за безумных страхов отца. — А светлость Ясна уже выбрала альков?

— Я могу узнать, — сказал слуга и повел Шаллан обратно в Вуаль, с ее далеким, невидимым потолком. Потом поспешно удалился, чтобы поговорить с кем-то еще, и оставил Шаллан у двери в Паланеум.

Она может вбежать внутрь. Пробраться…

Нет. Братья дразнили ее за излишнюю робость, но не робость сейчас удерживала ее на месте. Там, несомненно, есть охрана, и проникать туда бесполезно, это лишь уничтожит все шансы переубедить Ясну.

Заставить Ясну выслушать, доказать свою правоту. Даже от мыслей об этом Шаллан становилось плохо. Девушка ненавидела споры. В юности она ощущала себя изящной хрустальной фигуркой, которую выставили в шкафу под стеклом, чтобы можно было смотреть, но не трогать. Единственная дочь, последнее, что напоминает о любимой супруге светлорда Давара. По-прежнему казалось странным, что именно ей пришлось всем заняться после… после происшествия… после…

Воспоминания атаковали ее. Нан Балат в синяках, жилет изорван. Длинный серебристый меч в ее руке, достаточно острый, чтобы резать камни, точно воду.

«Нет. — Шаллан оперлась о каменную стену и сжала сумку. — Нет. Не думай о прошлом».

По привычке ища утешения в рисовании, девушка уже собралась достать бумагу и карандаши, но тут вернулся слуга.

— Светлость Ясна Холин действительно попросила выделить ей читательский альков, — сообщил он. — Вы можете подождать там, если желаете.

— Желаю, — сказала Шаллан. — Спасибо.

Слуга подвел ее к огороженному пространству, внутри которого четыре паршуна стояли на крепкой деревянной платформе. Шаллан в сопровождении прислужника ступила на платформу, и паршуны начали тянуть веревки, прикрепленные к вороту наверху, поднимая платформу. Единственными источниками света были сферы-броумы, закрепленные по углам подъемника на потолке. Аметисты, излучавшие мягкий фиолетовый свет.

Ей нужен план. Ясна Холин не из тех, кто может легко передумать. Шаллан придется ее чем-то поразить.

Они поднялись футов на сорок над поверхностью, и слуга взмахом руки велел паршунам остановиться. Шаллан последовала за старшим слугой по темному коридору к одному из балкончиков, что выступали на стене Вуали. Он был круглый, точно башенка, с каменными, по пояс, перилами. Занятые альковы мерцали разными цветами освещавших их сфер; в окружающей тьме огромного пространства казалось, будто балкончики зависли в пустоте.

В алькове стоял длинный изогнутый каменный стол, единственный стул и хрустальный сосуд, похожий на кубок. Шаллан поблагодарила кивком слугу. Тот удалился, а девушка вытащила горсть сфер и бросила в кубок, освещая альков.

Вздохнув, уселась и положила сумку на стол. То завязывая, то развязывая шнурки на сумке, она пыталась придумать хоть что-нибудь, что позволило бы переубедить Ясну.

«Сначала, — решила Шаллан, — мне следует очистить разум».

Девушка достала стопку плотной рисовальной бумаги, несколько угольных карандашей разной толщины, кисточки и стальные перья, чернила и акварельные краски. Последним она вытащила один из своих маленьких альбомов — листы в обложке, — в котором были натурные зарисовки, сделанные на протяжении недель на борту «Услады ветра».

Эти незамысловатые вещи для Шаллан стоили больше полного сундука сфер. Она взяла верхний лист в пачке, потом выбрала заточенный угольный карандаш и покрутила в пальцах. Закрыла глаза и вызвала в памяти образ: Харбрант, каким она его запомнила в тот момент, когда сошла на причал. Волны колышутся у деревянных опор, в воздухе пахнет солью, люди взбираются по вантам, взволнованно окликают друг друга. И сам город, раскинувшийся на склонах холмов, — дома построены очень плотно, ни пяди земли не пропадает зря. Где-то далеко слышится тихий перезвон колокольчиков.

Она открыла глаза и принялась рисовать. Ее пальцы двигались сами по себе, для начала нанося широкие штрихи. Похожая на ущелье долина, в которой лежал город. Порт. Тут — квадраты, которые потом превратятся в дома, там — зигзаг, отмечающий резкий поворот широкой дороги, ведущей вверх, к Конклаву. Очень медленно она добавляла деталь за деталью. Тени-окна. Линии, заполняющие улицы. Намеки на людей и телеги, чтобы показать хаос оживленных улиц.

Девушка читала о том, как работали скульпторы. Многие брали обычный каменный блок и на первом этапе придавали ему условную форму. Потом обрабатывали снова и снова, с каждым разом добавляя детали. Она рисовала так же. Сначала широкие штрихи, затем детали — все больше и больше деталей — и наконец-то самые тонкие линии. Шаллан не училась графике, она просто делала то, что считала нужным.

Город под ее рукой обретал форму. Художница убеждала его появиться линия за линией, штрих за штрихом. Что бы она делала без этого? Напряжение спадало, словно утекая сквозь ее пальцы и карандаш.

Работая, Шаллан теряла ощущение времени. Иногда она будто впадала в транс, и все вокруг исчезало. Ее пальцы как будто действовали сами по себе. Предаваться размышлениям, рисуя, было намного легче.