Пол Томпсон - Убежище

Позади двадцати девушек шли тридцать эльфийских юношей, также одетые в белое. Ладони, ступни и лица были загорелыми от многих лет жизни в пустыне, но руки и ноги были по-прежнему бледными, будто от лесного полумрака. На каждом эльфе был широкий ремень, сделанный из соединенных между собой золотых пластинок. В центре каждой пластинки сверкал огромный плоский драгоценный камень, оливин или аквамарин. Каждый из этих тридцати эльфов вертикально держал покрытый золотом шест. На вершине десяти шестов был золотой символ солнца, на следующих десяти — стилизованная серебряная звезда. Наверху оставшихся десяти был плоский диск из лазурита, на котором были изображены золотое солнце и серебряная звезда одинакового размера. Кхурцы не могли знать, что драгоценного металла на этих штандартах были только тонкие пластинки поверх основания из меди или латуни. Тем не менее, они представляли собой впечатляющее зрелище.

Теперь уже кхурцы всех возрастов высыпали из своих домов, чтобы посмотреть этот дивный парад. Много лет они продавали мясо, муку, одежду и мыло лэддэд , и ничто не рассеивало таинственность, как такие простые практичные дела. Эльфы, которых они встречали, никак не были похожи на тех, о ком говорилось в преданиях. Они были хмурым немногословным народом с покрасневшими лицами и грязными ногтями. Не то, что великолепное зрелище, шествовавшее сегодня по улице. Вот это были эльфы из легенд!

За эльфийскими девушками и носителями штандартов шли музыканты. Четыре пары литавр вышагивали в центре улицы, по бокам от них шли по дюжине одетых в белое молодых эльфов, либо встряхивавших систры, либо звеневших кимвалами. Ритм был настойчивым, два медленных удара, за ними два быстрых, снова и снова. По пятам за барабанщиками следовали двенадцать загорелых эльфов постарше, одетые в зеленое. Это были кагонестийские дудочники, несшие сдвоенные флейты из серебра и меди. Пока не играя, они шествовали с гордой четкостью, на их плечи свободно спускались темные волосы, а их головы покрывали кожаные шапочки.

Парад вышел на широкую улицу Салах-Хана, шедшую вдоль западной границы Большого Суука, и дудочники подняли свои инструменты. Над городом пустыни поплыли трели. Эльфийские голоса подхватили, выкрикивая « Эш! Эш! » — древнее утреннее приветствие солнцу. Тридцать штандартов, солнца, звезд и их соединения, взмыли в небо.

За дудочниками показались марширующие пятьдесят воинов из стражи Беседующего, во главе с Хамарамисом. Они выстроились в своих лучших доспехах, в шлемах с плюмажем и бриллиантово-зеленых плащах. Грубияны бы обратили внимание на потертости и вмятины на доспехах, что несколько плюмажей были сломаны, но такое несовершенство не умаляло зрелища. Короткий меч каждого воина был вложен в ножны и висел на спине, традиционный способ показать мирные намерения. Каждый солдат в левой руке держал прижатый к груди медный с железом щит, а в правой руке сжимал сделанный из слоновой кости церемониальный жезл с наконечником в виде солнца или звезды.

В последней шеренге этих воинов маршировал бдительный Гитантас. Он был прикреплен к страже Беседующего, так что мог указать на призрака, которого видел в палатке Гилтаса, если это существо снова появится.

Следом за солдатами шла делегация сильванестийцев, во главе с лордом Мориллоном Амброделем. Они были одеты, как веками одевались сильванестийские лорды, в небесно-голубые, солнечно-желтые или звездно-белые мантии в складку. Считая ниже своего достоинства портить впечатление практичными головными уборами, сильванестийцы шли с непокрытыми головами. Позже их постигнет расплата за свою гордость в виде солнечных ожогов и потниц.

Последним следовал сам Беседующий, пешком. Он мог ехать верхом, но так как каждая лошадь в его армии была на счету, он отказался. Путь от Кхуриноста до дворца не был долгим. По крайней мере, не таким долгим, как от Квалиноста до Кхура.

Он не надел свою лучшую мантию — из золотой материи с огненной подкладкой, в которой короновался — а закрывавшее лодыжки простое белое платье, с рукавами по локоть. Вокруг талии была повязана веревка из плетеных золотых полос, шею окружало ожерелье из кусочков лазурита, а каждое запястье украшали золотые браслеты. Он также решил не надевать корону, ни солнечную диадему Квалинести, ни звездный обод Сильванести. Он был Беседующим в изгнании. Ношение короны, не имея дома, казалось Гилтасу верхом высокомерия.

Вокруг него шли четверо привилегированных сенаторов, неся шесты, поддерживавшие полог из светлого полотна. Его скудная тень была единственной защитой Беседующего от солнца. Планчет шел у его левого локтя. Где должна была идти его супруга, Гилтас умышленно оставил пустое место, из уважения к Кериансерай.

Парад завершали сановники всех видов. Каждый эльф нес какой-то знак, свой или своего поста: жезл сенатора, медальон придворного, свиток ученого, пузырек лекаря и так далее.

Не все наблюдавшие процессию кхурцы были очарованы или изумлены. Некоторые смотрели сердито, некоторые грозили торжественно маршировавшим эльфам кулаками. Только однажды, когда они следовали мимо Большого Суука, в их сторону что-то полетело. Несколько перезрелых фруктов попали в церемониальную стражу. Они не сбили шаг, а солдаты Хана врезались в толпу. Они нашли юных правонарушителей и погнали их прочь, колотя оливковыми палками.

Самый прямой маршрут из лагеря эльфов в Кхури ил Нор вел узкими извилистыми улицами и темными переулками. Большой парад Гилтаса умышленно выбрал другой путь, следуя по самым широким городским улицам, чтобы придать масштаб его блеклому великолепию. В величайшие дни Ситэла или Кит-Канана королевская процессия Беседующего исчислялась бы многими тысячами. Сейчас же она насчитывала менее трех сотен.

Лишь еще один примечательный инцидент случился во время шествия эльфов, возле огромного артезианского колодца Нак-Сафала. Улица Салах-Хана пересекала Храмовый Путь у этого колодца. Самым настоящим образом, это был истинные центр Кхури-Хана, более священный, чем любой храм, более жизненно необходимый, чем дворец или амбар. Никогда за всю суровую историю Кхура этот колодец не пересыхал. Когда на город свалилась Малистрикс, бедные и беззащитные бежали к Нак-Сафалу, зная, что бы ни случилось, они не будут испытывать недостатка в живительной воде. Раздосадованная этим проявлением веры, красная драконица оторвала камень от городской стены и швырнула в колодец. Огромный камень был поглощен белым песком на дне колодца, и лишь единственный угол показался над поверхностью воды. Пять дней Нак-Сафал переливался через край, мягко омывая булыжники площади. По-прежнему зарытый в песке, этот камень среди горожан получил прозвище Малш-меккек , Зуб Малис.