Элейн Каннингем - Терновый Оплот

У неё даже возник соблазн спросить об этом своего проводника, но подумав еще раз она решила, что он не выглядит слишком уж дружелюбным. Когда ему приказали отвести Бронвин к командиру, он ответил поджатыми губами и резким поклоном. Приказав девушке следовать за собой, он отвернулся. С тех пор паладин не произнес ни слова. Бронвин видала хмурые лица, менее красноречиво говорящие о настроении хозяина, нежели эти резкие линии спины и плеч. Не доверяет ни в чем. Она надеялась, что отец будет более расположенным для общения. Хотя сейчас, по причине, которую Бронвин не могла ни выразить, ни объяснить, она не стала бы делать на это большой ставки.

Проводник вел её через двор, направляясь к одной из башен. Они поднялись по широкой каменной лестнице. Наверху сопровождающий её мужчина остановился прямо перед дверью, сделанной из толстых дубовых досок, окованных железом.

— Кабинет Хронульфа. К этому времени он должен закончить все свои дела.

С этими словами паладин развернулся и оставил Бронвин одну.

Вот и все. Она ждала этого момента двадцать лет — жаждала этого, старалась ради этого. Внезапно, она ощутила странную неохоту. Пробормотав проклятие, она подняла руку и постучала.

Дверь распахнулась почти сразу. На пороге стоял мужчина. Он возвышался над Бронвин почти на целую голову. Паладин был в том возрасте, когда многие люди уже считаются пожилыми, но несмотря на это находился в отличной форме и держался с выдержанной грацией воина. Широкие плечи и сильные руки говорили о том, что с висевшим на поясе мечом он обращается мастерски. Хронульф носил белые одежды, украшенные синим символом Тира — находящимися в равновесии весами, помещенными на вершину стоящего вертикально боевого молота. Волосы мужчины были густыми и серыми, словно сталь, как и его усы и аккуратно подстриженная борода. Внимательные серебристо-серые глаза вежливо смотрели на неё с румяного, приятного лица, которое для своих лет выглядело очень хорошо.

Прежде, чем Бронвин смогла сказать хоть слово, от лица паладина отлила краска. Он пошатнулся и схватился за дверь. Бронвин инстинктивно протянула руку, чтобы успокоить мужчину, но он быстро оправился, стряхивая с себя шок.

— Прости, дитя. На мгновение ты напомнила мне кое-кого.

— Кого? — спросила она.

Слово вырвалось прежде, чем она успела подумать.

— Мою жену, — просто ответил он.

Мама, — подумала девушка.

Между ними повисла тишина. Паладин вежливо ждал, пока Бронвин изложит свое дело. Но легкая болтливость внезапно совершенно покинула её. Наконец, заговорил сам Хронульф.

— Ты, разумеется, пришла не ради рассказов старика. Чем я могу помочь тебе, дитя?

Бронвин глубоко вдохнула.

— Сир, я приехала из Глубоководья, чтобы поговорить с вами. Я перехожу к тому, что много раз говорила в своих мыслях, но, видимо, это не очень мне помогло. Не знаю, как все объяснить…

— Простые слова — самые лучшие, — сказал он. — Прямая стрела летит вернее.

Слова зашевелились в каком-то отдаленном уголке её разума. Она слышала их и раньше. Как и другие, подобные им.

— Меня воспитывали в Амне, как рабыню. Я была очень маленькой. Я не помню, сколько мне лет, моей деревни и даже своего родового имени. Все, что я знаю о себе — мое имя и маленькая родинка внизу спины. Она напоминает красный дубовый лист. Меня зовут Бронвин.

Паладин так побледнел, что девушка на мгновение решила, что он вот-вот рухнет. Она мягко, но настойчиво подтолкнула его назад, в комнату, к креслу. Мужчина смотрел на неё долгим взглядом. Выражение его лица было совершенно нечитаемым. Бронвин пришло в голову, что он, быть может, проверяет её — как тот охранник у ворот, который не нашел в ней «истинного зла». Женщина поняла, что не выдержит и не станет терпеть еще одну столь неохотную встречу.

Бронвин вздернула подбородок.

— Мне сказали, что вы потеряли дочь моего возраста. Дочь носившую такое же имя. И такое же родимое пятно. Мне сказали, что я и есть она. Если это так, то я буду рада покинуть это место, получив правду. Если меня обманули — я поищу свою семью в другом месте. В любом случае, я не прошу у вас ничего. Если у вас есть какие-либо сомнения в моих словах, испытайте меня любым известным способом. Возьмите истину, хранящуюся в моем сердце в обмен за правду, которую я прошу.

Говоря это, она изучала лицо старого рыцаря. У неё не было способностей, даруемых богом паладинов. Она не могла читать в умах и сердцах других людей, но у неё были отточенные навыки наблюдения и инстинкты, которые чаще всего её не подводили. И потому она заметила, как лицо Хронульфа медленно обретает краски, а в глаза его возвращается свет. Бронвин смела надеяться, что это шок, а не подозрение, заставил его замолчать.

Хронульф медленно поднялся. Бронвин заметила, что несмотря на спокойное лицо и гордую походку, одна его рука сжимала спинку стула, словно ища поддержки — или, возможно, служа ощутимым символом того, что он еще не готов был отпустить «правду» в которую верил двадцать лет.

— По собственной воле ты взойдешь на весы правосудия Тира? — пробормотал он.

— Я сделаю это.

Задумчиво, он кивнул, и хватка его на стуле стала слегка слабее.

— Никто, кроме честных людей, не делает столь смелых заявлений. Я не требую никаких испытаний.

— Но я требую, — резко сказала Бронвин. До этого момента она не вполне осознавала, как же отчаянно ей нужно все узнать. — Я давно слышу, что паладин может отличить правду от лжи. Разве не скажет ваш бог, есть ли истина в истории, что привела меня сюда?

— Я могу лишь спросить.

Взгляд паладина стал отстраненным. Он молился, ища в этом понимание и прозрение, которые был способен дать лишь его бог.

Прошли минуты. Длинные минуты, утяжеленные двадцатью годами отсутствия Бронвин. Едва дыша, она ждала, покуда отстраненность не исчезла из глаза Хронульфа, а взгляд его снова не сосредоточился на ней. Бронвин знала, что ответил Тир прежде, чем паладин сказал хоть слово.

— Малышка Бронвин, — пробормотал Хронульф, изучая её отчаянным и жадным взглядом. — Теперь, когда я узрел истину, я понимаю, что сердце мое сразу признало тебя. Ты так похожа… на мать.

Это одновременно понравилось и опечалило Бронвин. Она подняла ладонь к щеке, словно искала на своем лице нечто утерянное.

— Я не помню её.

Хронульф шагнул вперед, протягивая обе руки.

— Мое бедное дитя. Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня за то, что выпало на твою долю? — спросил он. В дрожащем голосе его слышалась мольба. — Это моя вина. Я так легко отпустил тебя. Когда тебя не нашли среди убитых, я… Я долго искал тебя. Я бы никогда не отказался от поисков… до того дня, когда оплакал останки девочки, которую счел своей дочерью.