Екатерина Оленева - Твёрже алмаза

Всё это было сказано с сияющей улыбкой, которая, впрочем, нисколько не смягчала резкости сказанных слов.

От такой отповеди Каролина оторопела.

– Кажется, – медленно роняла она слова, произнося их ледяным тоном, – мне, как и вашему оруженосцу, лучше не стоит обременять вас своим обществом. Прошу прощения за то, что…

– Не стоит извинений. Сядьте. Что вы всё время вскакиваете?

– Я собираюсь уйти. Сделать это сидя крайне затруднительно.

– Ну так не затрудняйтесь. Право слово, к чему нам ссориться из-за оруженосца? Или этот мальчик что-то значит для вас, моя дорогая?

– Я ссорюсь не из-за оруженосца, – не меняя тона, проговорила Каролина, и не думая выполнять требования мужа.

– Я не собака и дрессировать себя не позволю Ваш тон, милорд, я нахожу неприемлемым.

– Меня можно простить.

– Можно, – согласилась Каролина. – Но вряд ли стоит.

Она попыталась выйти.

Сид Кайл заступил ей дорогу.

– Каролина, полно вам. Я не хотел вас обидеть.

– Возможно и не хотели. Скорее всего, вам просто всё равно, обижусь я или нет. Вы каждый раз ухитряетесь задеть меня, так или иначе, и каждый раз твердите об отсутствии злого умысла. Поскольку на глупца, сударь, вы не походите и быть им, при вашей должности и репутации, по определению не можете, я могу сделать единственный напрашивающийся вывод – не обременённый умом вы считаете меня.

– Каролина, я прошу прощения за мою несдержанность. Учитывая вашу юность и неопытность мне следует быть терпимее. Примите же мои извинения и не будем ссориться по пустякам?

Будь на месте Сида Кайла кто-нибудь другой, Каролина не приняла бы протянутую ей оливковую ветвь примирения столь быстро. Но герцог ещё смущал её. Природная спесь, остроумие и гонор, что она отнюдь не стеснялась проявлять в других обстоятельствах, в присутствии маршала её покидали.

А ещё нужно для себя решить, чего в её сердце по отношению к человеку, что стал её мужем, больше – раздражения или восхищения?

– О чём вы думаете? – мягко спросил Сид.

– О вас.

– И что же вы обо мне думаете?

– А вы обо мне? – с вызовом бросила Каролина.

– Думаю, что ваша молчаливая строптивость забавна.

Интересно, этот человек бывает серьёзен? С женщинами, наверное, точно нет.

А с мужчинами? Когда он посылает своих солдат на смерть? Или казнит врагов? С ними он серьёзен?

Сид обнял её, твердой рукой прижимая к себе. Каролина чувствовала лбом шероховатую поверхность его колета, жесткость накрахмаленного жабо.

– Ты не хочешь никого пускать на свою территорию, малышка? – понизил он голос до интимного шёпота.

Вспомнив о жёстких объятиях в ложе оперы, о постыдном остром удовольствии, что вынуждена была с ним разделить, Каролина почувствовала, как вспыхнули щёки. Тело стало напоминать плавящуюся на солнце карамель.

Встретившись с его смеющимся взглядом, Каролина тщетно пыталась сохранить невозмутимый вид.

– Пытаешься сохранить свою независимость? Желание, вызывающее уважение, но в нашем случае невыполнимое.

– Почему невыполнимое?

– Потому что ты теперь принадлежишь мне.

Каролина попыталась вырваться, но не смогла.

– Пустите!

Ей хотелось, чтобы это прозвучало требовательно. Но – не вышло.

– Девочка моя, – Сид Кайл медленно провёл большим пальцем правой руки сначала по шее, потом коснулся губ. Пальцы запутались в её золотых кудрях.

Спокойный, сознающий свою власть хищник. Из тех, что однажды что-то сочтя своим, не отпустят этого уже никогда.

Умелыми поцелуями и ласками Сид Кайл ломал сопротивление Каролины, заставляя себе покоряться. Оплетал сетью чувственных ощущений, как паук бабочку оплетает паутиной.

Её тянуло к Сиду Кайлу против воли. Тянуло к непонятной загадке, к тому затаённому нечто, что она в нём угадывала, но не могла дать определения. И сопротивляться этой тяге не было желания.

Каролина сидела, забравшись с ногами на широкий подоконник, отгородившись от мира плотной портьерой. Тяжёлые складки зелёных драпировок по правую руку, прозрачное стекло, за которым бушевала непогода, по левую отгораживали её от всего. И в данный момент её это более, чем устраивало.

Обхватив колени руками, пристроив на них острый подбородок, она следила за мельтешением снежинок.

Надвигались зимние сумерки. Взгляд тонул в завесе из туч и метели. Растрёпанные бурей кусты представляли собой печальное, удручающее зрелище. Их хлестал поток мокрой метели, ломал ветер, налетавший сильными порывами.

Герцог снова куда-то умчался. По делам.

Оставалось только надеяться, что дела эти никак не связаны со служением королеве.

Впрочем, Каролина верила, что это не так. Вид мужа, озабоченный и мрачный, не свидетельствовал о любовных настроениях. Женская интуиция, зачастую чутко воспринимающая наличие соперницы, упорно твердила о том, что женщины сейчас занимают Сида Кайла меньше всего.

И всё же тревога не покидала.

Несколько ночей подряд её преследовал один и тот же сон. Она на коньках катается на любимом озере. Лёд, казавшийся таким надёжным и твёрдым, изрезался трещинами, разломился на части и её понесло течением в неведомом направлении.

И вот уже не пруд вокруг, а кипящее море. Её несёт на такой скорости, что в ушах свистит. А всё, что держит над взбесившимся потоком – прозрачная пластина льда, истончающаяся с каждой секундой. Каролина проснулась и только тем смогла избежать падения в ледяную бездну.

Но ощущения того, что сон приходит не просто так, не оставляло её и после пробуждения.

Было ли это предчувствием будущего? Или отражением настоящего? Она никак не могла понять.

Их отношения с Сидом Кайлом ставили её в тупик. Каролина не понимала… нет, не его чувств, как раз с ними всё было более-менее ясно. Сид Кайл относился к ней со снисходительностью сильного к слабому, умного к глупому, старшего к младшему. Её красота и юность не оставляли его равнодушным ровно настолько, насколько могли тронуть человека цельного и искушённого приторная прелесть первоцвета.

Каролина ни на секунду не обманывалась в том, что Сид Кайл будет относиться к ней хорошо. Он никогда её не обидит.

Но будет ли он любить её так, как отец Каролины любил её мать? Как любили мужчины свою избранницу в её любимых романах? Как сама Каролина мечтала быть любимой?

Хотя куда понять другого, когда себя понять не получается? Любит ли она сама Сида? Как понять, что любишь?

Совсем недавно Каролина не сомневалась в любви к Питеру, сходила от желания выйти за него замуж и скакать с ним на белых лошадях рука об руку в закат.

Теперь подобные фантазии кажутся откровенно смешными и даже детскими. Теперь она и думать о Питере забыла. Хотя, нет, помнит, конечно. И желает ему всего самого лучшего, желательно где ни будь подальше от неё самой, потому что его злые взгляды и печальные вздохи откровенно её бесят.