Елена Кутузова - Пленница Белого замка

Корабли отправлялись в путь на рассвете, по дорожке, проложенной восходящим солнцем.

Весна уже полностью прогнала зиму, и старалась, наводя порядок: пригнала домой перелетных птиц, зазвенела ручьями, разжигая в зверях любовную тоску. Из леса то и дело слышались трубные крики лосей, а чайки на скалах как с ума посходили: орали дуриной, даже ночью от них покою не стало. Зато по-весеннему скудный стол разнообразили свежие яйца — мальчишки, хорохорясь друг перед другом, рисковали сорваться в прибой, только чтобы обобрать как можно больше гнезд.

Но в море зима еще не согласилась отступить. Притаилась в пронизывающем ветре, который так охотно наполнил парус, обернулась льдинками, что, смешавшись с солеными брызгами, холодом жалили лицо и руки. Иногда мелькала впереди огромными белыми глыбами, и тогда мужчины старательно налегали на весла, чтобы уйти от беды. А ночами зима покрывала ледяной коркой борта и снасти, и мы старались осторожнее ходить по предательски скользкой палубе — в гости к Морскому Богу никому раньше времени не хотелось. Ни сейчас, ни потом: хирдманы грезили Вальхаллой, я рвалась домой, а Магни не собирался умирать прежде, чем получит Хальвейг.

Ночами становилось еще холоднее. Но муж делал все, чтобы я не замерзла.

На берегу ставили шатер. Вернее, натягивали кусок ткани. Он защищал от ветра, а разложенный у входа костер гнал внутрь тепло вперемешку с дымом, который забивал легкие, щекотал нос, так что холод стал казаться меньшим злом. Тем более, от него спасали мешки из медвежьей шкуры.

Если ночевали в море, шатром служил парус, перекинутый с борта на борт. Но для меня и ярла на носу все равно ставилась палатка. Жена — не рабыня, и есть между двумя влюбленными то, что не следует видеть остальным.

Тело Магни горячо, дыхание — жарко. А еще он — неутомим. Будь я простой женщиной, которой доступна радость неистовых ночей, мне нечего было бы больше желать. Но о Магни я грела озябшие руки, и хранила молчание. Наверно, это расстраивало ярла, правда, виду он не подавал. К тому же я подозревала, что старался Магни не ради меня. Ему нужен результат этих пылких ночей, ребенок, который выйдет из моего чрева.

Его пыл пропадал напрасно. Но, думаю, моя кровь будет не худшей заменой крови младенческой. И по утрам, пока все спали, я честно надрезала запястье, роняя несколько алых капель в соленую воду. Морской Бог не отзывался, но и не вредил. А те шторма, что грозовыми облаками то и дело собирались на горизонте, обходили "Поцелуй Валькирии" стороной. Ни одной бури за две недели! Северяне удивлялись такому чуду:

— Это время битвы ветра и волн! Видимо, Боги благоволят нам, мы вернемся с хорошей добычей!

Но мне не было дела до добычи. Магни вел корабль на север, а не к югу, как я рассчитывала.

— Сейчас остальные щиплют купцов в теплых водах. Мы же пойдем ближе ко льдам. Раз удача на нашей стороне, попытаем счастья! Ледяные люди тоже приготовили товар. Пускай у нас нет золота или безделушек, зато сколько угодно голодной стали!

— Там кто-то живет? — я думала, северяне — последний рубеж людей на границе холода и льда.

— Живет. Людьми их назвать тяжело, но воины они хорошие. Ножи из кости такие же острые, как наши стальные, да и храбрости не мало. Только куда им с сыновьями Морского Хозяина тягаться! Мы возьмем добычу: белые шкуры медведей, теплые — оленьи. И меха песцов и северных лисиц. Хочешь, сошьем тебе из них шубу? Еще добудем моржовые клыки. Ледяные люди в резьбе мастера.

— Значит, вы с ними воюете?

— Почему? Иногда и торгуем. За ножи, бисер и ткань у них можно больше получить. А то, что есть во льдах дорого ценится на юге. Только зачем торговать, когда проще взять цену крови?

Крови, так крови. Остальные согласны, и я спорить не буду. Заодно увижу, что за ледяные люди, покрытые мехом. Возможно, придется дополнять записи в библиотеке, когда вернусь.

Шли мы по самой границе льда и воды. Брызги превращались в лед на снастях, нам приходилось сбивать наледь топорами. Каждое утро начиналось с того, что мужчины проходили от носа до кормы, уничтожая красоту, сверкающую на солнце, которое прочно обосновалось в небе.

Но при этом совсем не грело! Тут, во льдах, был только холод, пробирающий до костей, замораживающий дыхание прежде, чем оно вырвется из груди.

— Это еще тепло! Поверь, зимой здесь намного хуже. И темнее. Солнце устает светить несколько месяцев кряду, и отсыпается оставшуюся часть года. Зато тут любят плясать валькирии! Блеск их щитов в этих льдах чист и ярок, как нигде больше!

— Хальвейг здесь бывает?

— Часто, — Магни помрачнел. — В последний раз я её тут и видел. Она пронеслась мимо, оседлав косматый ветер, но даже не посмотрела на меня!

Поэтому он так стремиться сюда? Даже не дождался, пока море как следует очистится. Хирдманы говорили, что летом тут меньше льдин. Обсуждали между собой, что лучше было бы к югу сперва отправиться. Но замолкали, едва поблизости появлялся Магни. Спорить с ним не решались даже сорви-головы, которые ходили в море еще до его рождения. Да, ему суждено стать великим воином. Если сдержит данное слово. Потому что иначе я отомщу. Пусть не сразу, но нельзя оставлять безнаказанным обманщика.

Вскоре переживать о честности мужа мне стало некогда — мы нашли поселок.

Каждый раз, как разбивался лагерь, Магни отправлял несколько человек оглядеться вокруг. И вот разведчики сообщили о кострище прямо за снежными торосами, что закрывали нас от ветра. Судя по остаткам еды, которые не успели растащить звери и птицы, люди были тут совсем недавно, а значит — жилье близко.

Костер тут же потушили. Оказалось, что на корабле имеется и несколько пар лыж. Широких, чтобы не проваливаться в свежий снег, подбитых лосиным камусом.

Повинуясь приказу, лыжники разбежались в разные стороны. Без доспехов, вооруженные только короткими копьями и легкими топориками. Их целью была разведка, а не стычки.

Первым вернулся тот, что отправился вдоль берега. Он заметил дымы вдалеке. Подбираться ближе не стал, опасаясь быть замеченным. Как сказал Магни, у местных чутье на чужаков.

Интересно, почему здешних жителей северяне называют дикарями? Ведь именно такое имя заслужил народ моря у южан, которые пугают детей страшными историями. Хотя… какие они северяне? Оказалось, настоящие жители севера обосновались здесь, на матерых льдах.

Одетые в меха люди заметались, когда пламя с треском стало пожирать жилища. Растянутые на шестах раскрашенные шкуры горели плохо, и хирдманы кидали факелы внутрь. Двери заменяли кожаные занавески, так что было легко спалить жилище.

Наверно, в этих шатрах можно перезимовать, но дрожа от холода. Иначе почему люди льда не раздеваются даже ночью? Женщины, мужчины, их не отличить друг от друга. Только детей видно — они меньше.