Елена Кутузова - На острие

Свеча выхватывает обрывки картины: похожий на змею дракон в окружении экзотических цветов.

Интересно, такие бывают на самом деле, или художник приукрасил?

Обвожу контур кончиком пальца, едва касаясь, чуть-чуть, на грани, но мужчина вздрагивает. Он ждал чего угодно, но только не того, что я стану любоваться его татуировкой.

Да мне и хочется… другого.

Гнев, ярость, боль прошлого – они никуда не исчезли, только подернулись пеплом времени, словно догорающие угли. Но пока не остыли, и не стоит торопиться, ведь месть – это блюдо, которое нужно подавать холодным.

Где я услышала эту фразу? Кто знает, только сейчас, стоя за спиной мужчины, снова убеждаюсь в её мудрости.

Пламя трепещет, когда я наклоняю свечу. Расплавленный воск расползается по коже кляксой. Мне не нравится форма, приходится добавлять еще, и еще, и еще, пока он не стекает каскадом по вздрагивающей спине.

Отступаю, чтобы полюбоваться.

Дракон уже не кажется таким милым – распахнутую пасть заливает кровь. Ну что поделать, если свеча оказалась из красного воска? Хорошо получилось… Правда не так, как если бы это была настоящая кровь…

Как на полу моей квартиры.

Боль возвращается. И тоска. И отчаяние. Хочется вонзить ногти и содрать кусок кожи, до мышц, а потом уже поливать воском их…

Останавливаю порыв, напоминая себе: месть – это блюдо, которое подают холодным. Оно готовилось слишком долго, потом выдерживалось на льду… Я потратила много времени и терпения, чтобы позволить себе испортить изысканный вкус.

Поэтому просто провожу пальцем вдоль алой полоски, чувствуя тепло воска. Ниже, ниже…

Руки, опутанные веревкой, напрягаются. Я проверяю узлы: идеальные, красивые… Ставлю свечу на пол и отступаю, чтобы полюбоваться картиной целиком.

Мужчина на коленях. Нет, не так. Мой враг – на коленях. Связанный. Беспомощный. И не смеет даже кричать.

Идеально!

– Поверни голову!

Шепот теряется в глубине огромной комнаты. Но он услышал и подчинился.

Даже это простое движение далось ему нелегко: плечи напряглись, словно мужчина пересиливал себя.

– Выше!

Мужчина снова слушается, хотя спина уже деревянная. Чувствую, с каким бы наслаждением он вскочил на ноги и сомкнул пальцы на моей шее. Вон как вонзил их в собственные предплечья, наверняка останутся синяки.

На миг задумываюсь и прихожу к мысли, что мне это нравится.

И тут же пугаюсь: в кого я превратилась? Я, та, что могла проплакать полдня над мертвой бабочкой, своими руками мучаю человека?

Обрываю неправильную мысль: не человека. Убийцу. Тварь, которая отняла у меня все.

Подхожу тихо-тихо, осторожно ступая босыми ногами. Мужчина услышал и напрягся. Говорят, у слепых обострен слух, может, дело в этом?

Черная повязка на глазах мешает моей жертве видеть. И мне нравится то, как он прислушивается к каждому шороху, как пытается предугадать…

Внизу живота становится тепло. Предвкушение – лучшая из прелюдий, а эту придумываю я сама. И отбрасываю мысль заткнуть мужчине еще и уши. Торопиться некуда, времени достаточно… Не стоит отказывать себе в удовольствии провести своего врага по собственным следам. Он испытает все, что испытала я.

– Тебе нравится? – очередная капля воска падает на середину цветка, добавляя яркости краскам.

– Все, что угодно моей госпоже…

Голос… Кажется, я сейчас сойду с ума. Низкий, чуть хрипловатый и прерывающийся… Не от боли или возбуждения. От гнева. Враг вынужден подчиниться, и сдерживает его не шелковый шнур, обвивший тело, а долг.

– Ты же понимаешь? – шепчу в самое ухо.

По спине мужчины пробегает судорога. Он чуть выгибается… и это движение не может меня обмануть.

Обхожу кругом, подношу свечу сначала к лицу, любуюсь на острые скулы, крепко сжатые челюсти, скольжу взглядом по смуглой коже. Грудь пересекают несколько шрамов, но меня интересуют не они и не плоский живот.

– Выпрямись!

И снова эти несколько секунд борьбы с самим собой. Они заводят больше, чем все остальное. И не только меня…

Почему-то хочется, чтобы он почувствовал, куда я сморю. На рвущийся из штанов член.

***

Я столкнулась с ним в дверях кафе, куда мы с подружкой забежали после школы, чтобы слопать по пирожному.

Огромный, на целую голову выше меня, в идеально сидящем костюме из последней коллекции Керуо. Мы только сегодня её рассматривали – Санька притащила в школу журнал, который ей дали почитать «до вечера».

Все это я отметила в один миг, а потом до сознания дошла маленькая, но очень важная деталь: в левой руке этот потрясающий мужчина сжимал меч. Тонкий и чуть изогнутый, с оплеткой на длинной рукояти.

Что саро делает в простой забегаловке, меня уже не интересовало, потому что правая рука потянулась к оружию.

Бежать было чревато, но остаться значило умереть. Я нашла в себе силы и на подгибающихся от ужаса ногах сумела проскользнуть мимо мужчины, едва не вписавшись в стеклянную дверь, и припустила по улице.

Сзади слышался топот. То, что это всего лишь стучит в висках кровь, догадалась не сразу. И решилась оглянуться.

Погони не было. Похоже, саро нашел меня недостойной внимания. Или опешил от такой наглости: какая-то девчонка не только не отступает с дороги, но еще и толкается вместо того, чтобы принести извинения!

Извинения в мире Клана были всем. Нас с детства учили уступать дорогу, опускать взгляд и извиняться. Стоило обидеть кого-то из Высших, и расплатой становилась смерть. Они же не просто так эти свои мечи таскают! Говорят, даже спят с ними, на всякий случай: вдруг придется самоубиться.

Уф, сегодня удача явно на моей стороне и, поправив на плече школьный рюкзак, я нырнула в дыру в заборе, потому что домой не тянуло.

Ну кому в такой солнечный весенний день захочется сидеть за уроками? Я их и вечером сделаю, а пока хоть не буду слушать нравоучения. Родители каждый день напоминали, что меньше, чем через год меня ждет Экзамен и нельзя упускать время!

Наверное, они были правы: обучение стоит дорого, не у всех находятся деньги на то, чтобы получить хорошее образование. Мне светил только местный колледж, а после, если повезет, работа на предприятии одним из крохотных винтиков гигантской машины корпорации. Должности получше оставались для деток богатых и влиятельных семей.

И для выпускников Университета.

Раз в год это учебное заведение устраивало Экзамен, принять участие в котором мог любой желающий от восемнадцати до двадцати одного года. Трое лучших обучались за счет государства и после могли сами выбирать работу – приглашения приходили пачками. Еще десятерых спонсировали корпорации. Они оплачивали учебу и содержание, получая высококлассных специалистов.