Гарднер Дозуа - Книга Мечей (сборник) [litres с оптимизированной обложкой]

Брандгар был в пластинчатом панцире под величественно изодранным серым плащом с многоцветными заплатами на полученных за годы многочисленных разрезах и прожженных дырах; он утверждал, что в этот плащ впиталась его знаменитая удача. Насколько мне известно, Гудрун никогда не высказывала свое профессиональное мнение на этот счет. Сама она, как всегда, была неопрятна – образчик удобства дурной славы. На груди у нее на кожаных шнурках болтались амулеты и деревянные контейнеры, а на спине – пара барабанов, исписанных рунами. Майка, легко одетый в шелка и кожаные нарукавники, двигался… двигались знакомой пружинистой грациозной походкой, скрывая подлинные мысли под знакомым выражением расчетливого изумления, порожденного внешним миром. Они несли несколько бухт шелка морского паука и кое-какое снаряжение для подъема, завернутое в ткань, маскирующую его очертания. Какими бы небрежными и невнимательными они ни казались, я знал, что они фанатично подходят к выбору инструментов и уходу за ними; они пеклись о своем снаряжении лучше любого известного мне взломщика, и моя профессиональная зависть отступала, вытесненная уверенностью в их подготовленности.

Единственным действительно необычным обстоятельством было дополнительное оружие, которое нес Брандгар. Свое привычное копье, Холодный Шип, он нес, обнажив блестящее острие, древко было истерто от давности употребления. Второе копье казалось тяжелым и новым, а его наконечник был обернут несколькими слоями кожи, словно это было учебное оружие. Когда я спросил об этом, Брандгар улыбнулся и сказал:

– Дополнительное оружие, дополнительный вор. Что, я становлюсь к старости слишком осторожным, а?

Подъем начинался на северо-восточной окраине города – скромная тропа из пыльного темного камня, но поперек тропы виднелись параллельные борозды в полфута глубиной. И хотя время стерло края этих борозд, нетрудно было понять, что это – отпечатки когтей дракона. Недвусмысленное послание тем, кто захочет через них переступить. Я вдруг почувствовал желание забыть, что мы договорились подниматься на Наковальню трезвыми; хорошо было бы влить в глотку что-нибудь безответственное.

Один за другим мы пересекли драконьи следы; ваш нервничающий рассказчик медленно шел последним. Дальше шли молча, лишь изредка гремело снаряжение или с шумом катился потревоженный ногой камень. Запахи города и пар гавани за нами понемногу рассеивались, над головой появились вечерние оттенки индиго, одна за другой, точно далекие лампады, загорались звезды. Ночь на вершине обещала быть ясной, и я задумался, сможем ли мы там полюбоваться ночью. Первая часть подъема давалась легко: примерно три четверти часа дороги с крутыми подъемами и спусками не заставили перенапрягать силы. Чем больше смеркалось, тем больше дорога сужалась и становилось труднее идти, а когда стемнело окончательно, она перешла в настоящий подъем по крутому склону черной скалы в расселинах и разбитых колоннах. Но хотя это был очень трудный подъем, подняться на Наковальню можно было только здесь. Брандгар потряс Холодным Шипом и что-то сказал Гудрун, та ответила. Мгновение спустя острие Холодного Шипа загорелось неярким, но далеко проникающим светом, и при этом свете мы продолжили наш путь.

– Что случилось с остальными? – спросил я в один из коротких перерывов. Когда я в последний раз путешествовал в обществе Никогда не Сидевшего на Троне, с ним было восемь веселых еще не погибших товарищей – довольно, чтобы вести корабль и выпивать поистине героические количества чего-нибудь безответственного, когда они наносили визит какому-нибудь владеющему какими-нибудь землями королю или королеве. – Асмира? Лорус? Вальдис?

– Асмира упал с мачты во время бури, – ответил Брандгар. – Лорус вызвал духа виноградника сыграть партию в шашки и удерживал его за игрой до исхода ночи. Дух в ярости убил его перед самым рассветом. Вальдис погиб в битве с жрецами Черепов при Уайтфолле.

– А Ронду Серебряная Борода?

– Серебряная Борода умер в постели, – усмехнулась Гудрун.

– Точнее, под постелью, – добавили Майка. – Защитники города напали на нас при осаде Вендильсфарны.

– Уповаю на то, что наши друзья познали радость на полях Мечей и Роз, – сказал я, потому что именно туда отправляются все достойные воины Аджи, и, если это правда, думаю, в остальных раях и адах намного спокойнее. – Но, надеюсь, я никого не оскорблю, если скажу: жаль, что их нет с нами.

– Они отдали жизнь за то, чтобы привести нас сюда, – сказал Брандгар. – Они погибли, чтобы научить нас тому, что мы должны знать. Они погибли, чтобы указать нам путь, а когда наше число сократилось и другие дела стали нам не под силу, мы трое поняли, куда нас призывают. – Гудрун и Майка кивнули с мудрым фатализмом, который мне никогда не нравился в моих друзьях из Аджи, и хотя мое присутствие на этой горе подтверждало мое же утверждение, что я ни разу в жизни не вел себя разумно, я при всем при этом был достаточно умен, чтобы не высказывать озабоченности их философией. Возможно, они всегда принимали это за проявление чувства товарищества. Да, признаюсь, загнанный в угол, я могу вести себя сдержанно, но, когда в ежедневнике значится встреча со Смертью, я предпочитаю разорвать соглашение. Для меня по-прежнему остается загадкой, как кому-то из жителей Аджи удалось выживать настолько долго, чтобы пересечь моря и заселить свои земли.

Мы возобновили подъем и вскоре оказались на краю уступа, где открывалось в ночь нечто вроде театра под полукруглым каменным сводом; он нависал над темнотой, которая вела в недра горы. Поднялся обжигающий ветер. Мы посмотрели на огни города далеко внизу, на черное море, окутанное туманом, и на тонкую, как волос, полоску заката, еще видную на горизонте. Позади раздался резкий скрежет, и Брандгар обернулся, высоко подняв Холодный Шип.

В ответ вспыхнул красный свет, запульсировал в глубине пещеры. Я не мог понять, отдельные ли это лампы или соединения многих огней, но в их разгорающемся свете я разглядел арочную дверь, достаточно широкую, чтобы пропустить три фургона, поставленных рядом. Я задумался, достаточно ли места оставил себе дракон для прохода и способен ли он выносить хоть малейшую тесноту. Бесполезные рассуждения! В пространстве между нами и дверью стояли две ровные шеренги столбов, и за каждым столбом виднелся мужской или женский силуэт.

Брандгар подошел, и силуэт ближайшего мужчины поднял руку.

– Остановитесь, – прошептал он хриплым болезненным голосом. – Никому входить сюда нет нужды.

– Если ты не предложишь нам более удобный вход, – сказал Брандгар, – мы пройдем здесь.

– Еще не поздно повернуть назад. – Теперь света хватало, чтобы увидеть, что обладатель хриплого голоса и все его товарищи наги, страшно худы и грязны. Бледную грудь у каждого закрывал нагрудник цвета тусклого перламутра, соединенный с бескровной плотью пульсирующими сегментами того, что можно было принять за молочно-белую многоножку. Эти белые сегменты, словно пришитые, уходили в тело и выходили узким дергающимся хвостом из шеи сзади. От этого выступа тянулись тонкие серебристые нити, соединявшие мужчин и женщин с их столбами. А на верху столбов в изящных медных вместилищах пульсировали комки плоти величиной с кулак. Мне доводилось глядеть смерти в лицо, и я с первого взгляда узнал человеческие сердца и ощутил ужас. – Хозяин на вас не сердится. Можете уйти восвояси.