Гарднер Дозуа - Книга Мечей (сборник) [litres с оптимизированной обложкой]

Она говорила убедительно, голосом, который без труда заполнял все помещение, так что никому не приходилось напрягать слух. Красноречиво описывала, как именно богатые и власть имущие присваивают себе все и эксплуатируют тех, кто трудится под их бичами. Она в ярких подробностях рассказывала о создании в городе Хейвери правящей ассамблеи под председательством князя этой территории, подчиняющегося только себе самому. Половина собравшихся подалась вперед, когда она говорила, как выбирали членов этой ассамблеи, в том числе женщин, а представители другой половины обменивались встревоженными взглядами. Но слушали все, ведь у нее был дар превращать каждое слово, сорвавшееся с уст, в цветок, а каждую фразу – в ароматный букет.

– Верно, что по древним римским законам женщинам запрещено становиться членами магистратов, священниками, они не имеют права на триумфы, знаки отличия и военную добычу. Но что такое законы, как не слова, написанные на бумаге? – продолжала она. Мрачные взгляды мужчин заставляли ее говорить еще резче. – То, что создано руками, можно изменить или переделать по мере того, как время идет и философы указывают новые пути. Вот наш новый путь, если мы захотим избрать его.

– Она актриса? – спросил он у своих новых друзей.

Соседи заставили его замолчать, потому что, хотя их приводили в ужас ее слова, но личность и ее голос пленяли.

– Она не актриса. Она воспламеняет сердца людей по всей империи. Говорят, император заточил бы ее в тюрьму, если бы мог поймать.

Поистине опасная женщина, если вы император всех римлян и опасаетесь недовольства, которое может таиться под спудом у обычно немых плебеев. Она огонь, заставляющий воду кипеть, яркий и прекрасный огонь… но что бы он ни думал, у него была работа – и проклятие, вынуждающее эту работу делать.

Когда она наконец закончила свою речь под громовые аплодисменты, он достал из одного из своих многочисленных потайных карманов золотую цепь; в этих карманах он держал разные предметы, собранные в путешествиях. Схватил за шиворот ребенка, который был достаточно мал, чтобы ему было позволено бродить по обе стороны разделяющей ограды.

– Получи динарий, если отнесешь эту золотую цепь Сладкоречивой и покажешь ей, кто ее прислал.

– А что, если я украду цепь, убегу и не вернусь? – спросил удивленный таким наивным предложением ребенок, жадно разглядывая золотую цепь.

– Позволь заверить, что я никогда не забываю лица. – Улыбка Аполлона Кроу заставила ребенка содрогнуться. – Если ты меня обманешь, однажды тебя окружит стая ворон и заклюет насмерть, и никто этого не заметит.

Чтобы сохранить лицо, ребенок притворился, что смеется, но в то же время бросал испуганные взгляды по сторонам в поисках возможности сбежать. Но не каждый день тебе сулят динарий… После некоторых колебаний, как и думал Аполлон Кроу, ребенок взял цепь и монету и нырнул под веревку.

Как он и ожидал, женщины, обступившие Сладкоречивую, чтобы поговорить с ней, позволили ребенку протиснуться сквозь их ряды, ведь птички всегда дают дорогу птенцам. Она наклонилась, слушая, что говорит ей ребенок. Плечи ее удивленно напряглись, она подняла глаза и принялась осматривать помещение.

И встретила его взгляд. Свет был слишком тусклым, а она стояла очень далеко, чтобы Кроу мог различить в деталях ее выражение лица, но по перемене позы предположил, что она недовольна, однако ее при этом одолевает непобедимое любопытство. Нетрудно было заметить, что она бурно дышит, так, что вздымается грудь. Он поднял кружку, приветствуя ее. Окружающие, привлеченные этим жестом, зааплодировали и засмеялись, восхваляя его стальные нервы. Все знают, говорили они, что Сладкоречивая не любит, когда мужчины пытаются подкупить ее подарками; она выбирает тех, кто ей интересен, не думая о выгоде.

Она отдала золотую цепь стоявшей рядом женщине и знаками объяснила, что та должна вернуть ему отвергнутый подарок. Потом, делая вид, что держит в свободной руке кружку, ответила на его приветствие.

И эта дерзость заставила его влюбиться в нее.

Как ни странно, женщиной, которой вручили ожерелье, оказалась та самая швея, которую он приметил раньше. Он не заметил, как она исчезла со своего места, и потому стал внимательно приглядываться к ней, пока она шла. Одежда у нее была добротная, но не богатая, обувь изношена от долгой ходьбы.

– Мастер, сестра попросила меня вернуть это тебе.

– Нет, нет, возьми себе, за беспокойство.

– Щедрое предложение. – Она перебирала цепочку в пальцах. – Пожалуй, лучше не стану, иначе ты неверно это истолкуешь.

– Вовсе нет. Это же безделушка, знак благодарности за прекрасную речь, которая меня очень заинтересовала. Поскольку она так жестоко отказала мне, моя единственная просьба такова: обменяйся со мной несколькими словами, они станут бальзамом для моего страдающего сердца. Как тебя зовут?

– Катерина, мастер. А тебя?

– А меня Аполлон Кроу. Я путешественник. Прошу, садись.

Швея села на пустую скамью у веревки и улыбнулась своему возможному любовнику. Она казалась привлекательной, ее уверенности, движениям ее длинных ног и рук была присуща уверенная грация. Он мог подобраться к той женщине через эту: когда речь идет о красивом мужчине, ревность и соперничество иногда разжигают в женщине интерес.

Он заказал выпивку и подсел поближе к веревке, чтобы поговорить со швеей. Хотел поболтать, но она говорила только о грядущем перевороте.

– Многие выступают против предложения предоставить женщинам право голоса. Ты, должно быть, тоже думал над этим, мастер.

– А сама ты что думаешь, сестра? – парировал он.

– Неужели ты действительно хочешь знать мое мнение? Мне часто говорят, что я слишком много болтаю. Многие мужчины считают, что удел женщин – хлеб насущный, а не философские дебаты. А как по-твоему, мастер Кроу?

– У моего народа говорят и мужчины, и женщины, причем во всеуслышание. А что касается моего мнения, то я новичок в этом городе и потому предпочитаю узнать, что думают местные жители. Как иначе понять, чем здесь живут? Твоя соотечественница говорит убедительно, я бы больше всего хотел послушать столь убедительный голос в какой-нибудь невинной беседе. Возможно, в твоем присутствии?

От его улыбки женщины таяли; так и теперь, стоило Кроу пустить ее в ход, Катерина придвинулась ближе, потом еще ближе, и в ее глазах загорелся интерес. Через ее плечо он заметил, что Сладкоречивая направилась к выходу, и снова посмотрел на швею.

Губы ее раскрылись, словно в восторге от ее авансов. Низким чувственным голосом она сказала:

– Ее хорошо охраняют, мастер Кроу. Не заблуждайся на этот счет. Будет лучше, если ты оставишь нас в покое.