Марк Лоуренс - Ошимское колесо

Мы прошли за привратником – тощим чернолицым человеком неопределённого возраста в одной набедренной повязке – по тёмному душному коридору, через проход, в подвал, где, опасно побулькивая, готовился зерновой алкоголь самого грубого сорта, а потом через три пролёта по лестнице на крышу. Здесь натянутый на пару десятков шестов ситцевый балдахин закрывал всю крышу и давал благословенную тень.

– Два виски, – сказал я человеку, когда мы с Омаром рухнули на горы подушек.

– Мне не надо, – покачал пальцем Омар. – Кокосовую воду с мускатным орехом.

– Два виски и то, что он сказал. – Я взмахом отпустил человека и поглубже зарылся в подушки, не заботясь о том, откуда на них пятна. – Боже, как мне надо выпить.

– Что случилось в опере? – спросил Омар.

Я не ответил. Я не говорил ни слова и не шевелил ни единым мускулом, пока не прошло пять минут и паренёк в белой рубашке не принёс нашу выпивку. Я взял свой первый "виски". Осушил. Выдохнул и потянулся за следующей. – Это. Было. Хорошо. – Второй я выпил за два глотка. – Ещё три виски! – Крикнул я в сторону лестницы – вряд ли паренёк уже добрался до низа. Потом я откинулся назад. А потом рассказал свою историю.

– Вот и всё. – Солнце село, и парень зажёг дюжину ламп ещё до того, как я галопом промчался по самым ярким событиям своего путешествия от злополучной оперы до Ворот Мира в Хамаде. – И жил он долго и счастливо. – Я попытался подняться и оказался на четвереньках, явно куда более пьяный, чем сам о себе думал.

– Невероятно! – Омар наклонился вперёд, подперев кулаками подбородок. Может быть, он говорил о способе, которым я, наконец, поднялся на ноги, но думаю, скорее всего, на него произвела впечатление моя история. Даже без упоминания о том, что случилось со мной в Аду и с минимумом разговоров о нерождённых и Мёртвом Короле, это действительно была невероятная история. Я бы, услышав такую, решил, что надо мною насмехаются, но Омар всегда верил мне на слово – что для азартного игрока было глупой и ужасной чертой, но таков уж он.

Долгий и приятно тихий миг я сидел, потягивая выпивку. Из задумчивости меня вывело неприятное воспоминание. Я резко поставил виски.

– Так что за чертовщина случилась в пустыне? – Я, конечно, очень люблю поговорить о себе, но сейчас до меня дошло: я так старался не стать частью мироспасательных вычислений Юсуфа, что забыл спросить, почему зажглось Солнце Зодчих, видимо во второй раз за восемь веков, и почему это случилось так близко от Хамады, что вытряхнуло песок из их бород?

– Мой отец закрыл в Хамаде глаза Зодчих. Думаю, им это, возможно, не понравилось. – Омар закрыл ладонью свою чашку и провёл ей по ободку.

– Что? – Я не чувствовал себя пьяным, пока не попытался понять, что он сказал. – Зодчие давно превратились в прах.

– Мастер Юсуф только что тебе рассказывал, что они до сих пор живут в виде эха в своих машинах. Копии людей, или по крайней мере были копиями давным-давно… Они наблюдают за нами. Отец думает, что они нас слышали, и пасли и направляли, как коз и овец. Поэтому он отыскал их глаза и вырубил.

– Понадобилась тыща лет, чтобы кто-то это сделал? – я потянулся к чашке, едва её не опрокинув.

– Матеме понадобилось много времени, чтобы найти все глаза Зодчих. – Омар пожал плечами. – И ещё больше времени, чтобы решить, что настало подходящее время сообщить об этом калифу.

– И почему теперь?

– Потому что наши вычисления говорят: возможно, Зодчие закончили пасти́ и направлять… и пришло время резать, – сказал Омар.

– Бога ради, почему? – На самом деле я имел в виду "почему меня?". Занимайтесь этим через сотню лет, и мне будет глубоко плевать.

– Магия ломает мир. Чем больше её используют, тем легче её использовать, и тем шире трещины. Если убить всех нас, то проблема, возможно, уйдёт. – Он смотрел на меня мрачными серьёзными глазами.

– Но если уничтожить Хамаду, это не… ох.

Омар кивнул.

– Всех. Везде. И они могут это сделать.

Послышались шаги на лестнице, к Омару подскочила тёмная фигура и быстро что-то зашептала. Я смотрел, пытаясь сфокусироваться, потом взял чашку и обнаружил, что она пуста.

– Кто твой друг?

Омар поднялся на ноги, я тоже встал, и по тому, насколько прямо он стоял, я понял, насколько сильно я качался.

– Уже уходишь? – Гонки закончились несколько часов назад.

– Отец вызывает нас всех во дворец. Этот твой взрыв всё изменил – может даже превратил теорию в факт. Мы все это видели и чувствовали. Меня сбило с ног. Возможно, отец поделится с нами, как и почему мы остались целы. Надеюсь, у нас есть план, как предотвратить подобное в будущем! – Омар последовал за посланником калифа в сторону лестницы, махнув напоследок рукой. – Как я рад, что ты жив, друг мой.

Я сел, если не сказать "рухнул", обратно на подушки. Хотя Омар никогда не использовал против меня тот факт, что его отец – калиф Либы, в то время как мой – всего лишь кардинал, я всегда держал это в голове. Для того, кто лишь десятый в очереди на трон, даже седьмой сын кажется намного лучше. И всё же, когда зовёт калиф, ты идёшь. Я не мог упрекнуть в этом Омара, но всё равно, он оставил меня, и теперь мне придётся топить свои печали самостоятельно. Да ещё и все эти его разговоры о давно мёртвых Зодчих, которые шныряют в древних машинах и желают нам зла. Каким бы пьяным я ни был, я не мог поверить в эту чушь, но что-то плохое явно происходило.

Я уставился на звёзды через прореху в навесе.

– А сколько вообще времени?

– Час до полуночи.

Я поднял голову и осмотрелся. Это был риторический вопрос. Мне-то казалось, я здесь один.

– Кто это сказал? – Я не мог разглядеть ни одной человеческой фигуры – лишь гору подушек. – Покажись. Не заставляй меня пить в одиночестве!

Из дальнего угла у края крыши, за которым был пятидесятифутовый обрыв до улицы внизу, показалась чёрная фигура. На миг моё сердце ёкнуло – я подумал об Аслауг – но голос был мужским. Показался стройный, но мускулистый человек: высокий, хоть и ниже меня, лицо укрыто тенью, длинные чёрные волосы. Он шёл с преувеличенной осторожностью сильно пьяного человека, держа одной рукой глиняную фляжку, и безвольно плюхнулся на подушки на место Омара.

Лунный свет, падавший через прореху между двумя навесами, показывал лишь зыбкий ломтик этого человека. В серебристом свете вырисовывались жуткий ожог на его левой щеке, простая белая рубашка и рукоять меча. На меня внимательно смотрел блестевший посреди ожога чёрный глаз, а второй скрывался за покровом волос. Он поднял фляжку в мою сторону, а потом отхлебнул из неё.

– Теперь ты пьёшь не один.

– Ну, это отлично. – Я глотнул из своей оловянной чашки. – Ничего хорошего, когда человек пьёт один. Особенно после того, через что я прошёл. – Я расчувствовался, как бывает с нетрезвыми людьми без весёлой музыки и хорошей компании.