Марк Лоуренс - Ошимское колесо

Когда падаешь на землю, главное – перекатиться. Ну, в основном главное – не переломать себе всё. Но перекат помогает. Ноги подкосились, принимая на себя мою инерцию со всей доступной им мужественностью, я свалился вперёд и перекатился уже после того как упал. Шмякнулся об камни намного сильнее, чем следует, кувырнулся, и через несколько ярдов остановился стонущей кучей.

Отец Даниэль приземлился недалеко от меня, сломав обе лодыжки. Он так и полз за мной, вызвав воспоминания о нескольких старых кошмарах, но теперь он двигался даже медленнее, чем ему удавалось при жизни.

Шатаясь, я поднялся и заковылял прочь. От глухого удара за моей спиной моё сердце едва не остановилось – это приземлился гигант. Застонав, я захромал быстрее, проклиная правое колено, которое словно наполнилось битым стеклом. К тому времени, как я добрался до Бедного дворца, задыхаясь и крича о помощи, я так и не встретил ни единого человека, который не был мёртвым и не пытался меня убить, за исключением Роноло.

Я направился на крышу Бедного дворца своим детским маршрутом: с подоконника на арку окна, потом на две головы горгулий с разинутыми пастями, готовыми изрыгнуть грязную воду из уборных. Ещё подоконник, ещё арка и сложный подъём на край крыши из-под выступа карниза. Это было намного проще, когда я весил раза в четыре меньше, чем сейчас, и ещё не понимал, что не отскочу от земли, если упаду.

Я не понимал, как гиганту удалось забраться за мной. Судя по звукам, он вырывал руками куски песчаника из стен. Когда я добрался до тёмного склона крыши, мёртвая тварь тянулась к моим пяткам.

Бежать по уклону в сорок пять градусов и в лучшие-то времена всё равно, что взбираться по утёсу. А после всей пережитой погони мне удавалось лишь методично карабкаться. Судя по звукам позади меня, монстр решил не влезать по карнизу крыши, а просто проламывался через него. Я наткнулся на неприбитую плитку и развернулся, чтобы швырнуть её мертвецу в голову. Она чиркнула его по уху и улетела по дуге в ночь.

Я добрался до основания западного шпиля, когда гигант вылез на крышу. Его освежеванное лицо блестело в свете восходящей луны. Мой мозг не дал мне никакого совета, кроме как "вверх", и я ему последовал. Есть состояние, когда истощение так глубоко укореняется, что не оставляет места новым идеям. Я инстинктивно карабкался, руки находили знакомые опоры, по которым я больше десяти лет поднимался на этот шпиль и спускался с него. Этот лёгкий подъём не давал надежды одержать победу над моим преследователем, но у меня кончились места, куда податься. Я схватился за первую горгулью и подтянулся. Технически они были просто фигурами, поскольку из них не текла вода, но для меня большие каменные монстры всегда будут горгульями. И к тому же я не из тех, кого волнует изящество архитектуры, когда за мной охотится бескожий ужас. Да и когда не охотится тоже.

Я карабкался, и монстр карабкался за мной.

По правде говоря, хотя я и спускался однажды из этой конкретной башни, но никогда не поднимался по ней. Я полагался на то, что она идентична восточному шпилю, который располагался на другой стороне грандиозной галереи, и куда я поднимался много раз, навещая дедушку Гариуса. Из всех окон дворца это окно прямо надо мной было последним, в которое я решил бы залезть. Только твёрдая уверенность, что Молчаливая Сестра сейчас в Словене, вкупе с огромным окровавленным трупом, лезущим вслед за мной, придала мне импульс двигаться дальше.

Я дотянулся рукой до подоконника, поставив одну ногу на затылок последней горгульи, и начал думать уже, что у меня, может, и получится. А потом пальцы монстра сомкнулись на каблуке сапога моей висевшей ноги.

– Ой, да ладно! – Это было так нечестно.

Я упёрся ногой в горгулью и изо всех сил потянулся вверх, чтобы высвободиться. У меня не было ни единого шанса, но от отчаяния я буду пробовать что угодно.

С потрясающе громким треском горгулья отвалилась. Мёртвый гигант висел ещё долю секунды, хотя статуя в рост человека ударила его прямо в лицо. Спустя удар сердца они оба уже падали. Вторая горгулья прервала падение гиганта на крышу главного входа далеко внизу. Мертвец моментально насадился на каменные рога, а потом первая статуя сорвала вторую, они пробили дыру в плоской крыше галереи и, рухнув на входную лестницу, образовали безжизненный бутерброд из плоти и камня.

Я висел, задыхаясь и понимая, что и сам едва-едва не свалился вслед за ними. Прошло какое-то время, и наконец грохот моего сердца стих. Я уставился на грубый камень в том месте, где горгулья оторвалась от стены. Она готовилась упасть с тех самых пор, как я родился. Иногда разница между спасением жизни и смертью – просто вопрос времени. Удачный момент и неудачный.

С пересохшим ртом я пробрался в окно Молчаливой Сестры, дрожа каждой частичкой своего тела.

Я ничего не видел, пока не отошёл в сторону, чтобы в окно полился лунный свет. Маленькая пустая прихожая. Тёмная лестница, спиралью уходящая в фойе внизу. Дверь в комнату Молчаливой Сестры была закрыта, перед ней стоял стул с высокой спинкой. Посреди прихожей, между дверью и аркой на лестницу, стоял второй стул, такой же, как первый. На нём стоял освещённый луной серебряный кубок, полоска ткани и сапог.

– Какого чёрта? – Я, качаясь, шагнул вперёд, левая нога необъяснимо заболела, а правая ступня ощутила холод каменного пола. Я посмотрел вниз. Гигант не разжал пальцы – это подошва моего сапога оторвалась, оставшись в его руке. По левой ноге текла кровь из пореза над коленом – должно быть, рог горгульи зацепил меня, когда она отвалилась.

Я взял ткань и перевязал ногу. Сапог был подозрительно похож на новую версию того, что я носил. Избавившись от останков старого, я натянул новый сапог. Точно по ноге. Кубок был на три четверти наполнен водой. Часть, должно быть, испарилась за те две недели, что моя двоюродная бабушка его здесь поставила. В воде плавала мёртвая муха.

– Я не настолько хочу пить! – Сухо прохрипел я. Потом взял кубок и выбросил трупик мухи. Я даже не дурачил себя, а уж в этом-то я хорош. Осушил кубок и вытер рот, раздумывая, не старая ли ведьма ослабила стык, державший горгулью на стене. Я вспотел от напряжения и страха, чувствовал слабость, голова кружилась.

Сколько же она видела?

– Старуха, неужели ты никогда не ошибаешься? – Я хохотнул, подумав, нет ли где ещё подобных сцен, расставленных для предвиденных событий, которые так и не произошли. Если бы я не забрался на башню, то и не узнал бы, что она ошиблась…

В этот миг меня накрыла очередная волна головокружения, и мои ноги подкосились. Я рухнул на стул, поставленный как раз в нужном месте.

– Хвастунья.

ВОСЕМНАДЦАТЬ