Марина Дяченко - Скрут

Игара скрутило от ненависти. Он готов был забыть про ту, что называет себя Тиар, повалить ширму, разбить нос матросу с амулетом и сказать мальчишке: беги! Иди отсюда, беги, беги!..

– Да уйди отсюда! – рявкнула бритоголовая, будто отвечая Игаровым мыслям; впрочем, прогоняла она не мальчишку, а матроса. – Советчик нашелся… Тебе бы так посоветовали, крыса… Пошел вон, жди!..

Игар обернулся к женщине с ромбом на спине:

– Вот что… Одевайся и пошли отсюда. У меня к тебе дело, которое стоит мешок монет.

Она недоверчиво скривила губы:

– С чего бы это?..

– Наследство тебе, – бросил он, не сводя взгляда с ее прищуренных глаз.

Она мигнула; лицо ее все еще оставалось бесстрастным:

– Врешь.

Он плюнул в сердцах:

– Дура! Да зачем я тебя ищу? Зачем мне ромб этот?.. Наследство тебе, от… мужа!

Ее реакция превзошла все его ожидания.

Она сглотнула. Побледнела; потом покраснела, как съеденный помидор. Спросила срывающимся, потрясенным шепотом:

– Помер ?!

Игар кивнул. Не кивнул, а дернул головой.

– Слава морской деве, – шепотом сказала женщина.

За ширмой тяжело задышали – дела у мальчика наконец-то пошли на лод. Игар стиснул зубы; крепко взял женщину за руку повыше локтя:

– Пойдешь со мной?

Она неосознанно провела пальцем по шраму под левым соском. Медленно, удивленно кивнула.

Девочка меряла время приездами и отъездами Аальмара.

Она давно знала, что ее четырнадцать лет и положение невесты не дают права бегать сломя голову и выкрикивать нечто бессвязно-радостное; в честь приезда Аальмара можно пренебречь приличиями. Броситься за ворота, выскочить на дорогу, бежать, расплескивая лужи, и вопить в свое удовольствие – пока от отряда не отделится всадник на белом жеребце, пока не соскочит в размытую глину, пока не распахнет руки, заслоняя собой весь свет, пока не сомкнет объятия – запах ветра и железа, мокрых лошадей, самые любимые на свете запахи…

– Что ж ты… Что ж ты так долго не ехал?

– Здравствуй. Я привез тебе подарок.

От крыльца валили радостной толпой Большая Фа, слуги и домочадцы, молодая Равара с видимо округлившимся животом, подростки во главе с повзрослевшим Вики; девочка чувствовала на себе их взгляды. Счастливые и немного завистливые – она идет под руку с самим Аальмаром, идет, высоко задрав нос, разомлевшая от гордости, счастливейшая из невест: смотрите все…

В маленькой комнате, куда, к неудовольствию девочки, была допущена и Большая Фа, он обнял ее еще раз – крепко, до боли. Осторожно поставил на пол:

– Смотри…

И на низкий столик перед ней легло платье.

Он умел удивлять ее; всякий раз ей казалась, что большей радости не бывает. Такого платья не носил никто в доме; даже на ярмарке, даже на самых богатых и знатных дамах девочка не видела ничего подобного. Это было простое и величественное сооружение из тонкой замши, парчи и бархата; оно было роскошно, но то была не показная роскошь купчихи – благородная, естественная роскошь, присущая королевам.

Девочка задрожала. Первой же мыслью было горестное сожаление о том, что платье, конечно же, велико и потому надеть его придется только через несколько лет; ей не приходило в голову, что нечто подобное могут сшить на подростка. Она не сразу, но решилась взять подарок в руки – он оказался удивительно легким, и в следующую секунду девочка поняла, что платье по росту.

А вдруг оно не сойдется в плечах? А вдруг широко в груди?! Не раздумывая ни секунды, она рванула поясок своего старенького, домашнего, уже тесного платьица. Поспешно расправилась со шнуровкой, стянула платье через голову и, как в водопад, нырнула в запахи шелков.

Сначала была мягкая темнота; потом она ощутила, как падает вдоль тела бархатная юбка. Потом она вынырнула, посмотрела вниз и увидела себя – незнакомую, в потрясающих переливах ткани; обернулась к Аальмару:

– Застегни… Ой, застегни скорее…

Не говоря ни слова, он осторожно принялся застегивать крючок за крючком, а девочка испуганно прислушивалась к своим чувствам: не жмет ли? Не свободно ли?!

Платье сидело, как влитое.

Она подошла к зеркалу; перед ней стояла юная принцесса в дивном наряде, но почему-то растрепанная, как веник. Она счастливо засмеялась – и поймала отразившийся в зеркале взгляд Большой Фа.

Смех застрял у нее в горле. Старуха смотрела с явным, холодным, презрительным осуждением.

Девочка обернулась; Аальмар улыбался, но ей показалась, что его улыбка слегка натянута. Слегка неестественна; радость от подарка стала вдруг меркнуть, таять, уходить. Она что-то не так сделала? Что именно? Почему?..

– Тебе нравится? – спросил Аальмар. Ей показалось, что он огорчен. Или удивлен, но тщательно скрывает это чувство…

– Очень, – сказала она шепотом, но от радости не осталось и следа. Что она все-таки сделала?!

– Причешись и выйди, – попросил Аальмар. – Я хочу, чтобы все…

Он говорил, а она видела только, как шевелятся его губы. Аальмар вышел; дождавшись, пока дверь за ним закроется, старуха презрительно скривила губы:

– В твоем возрасте пора иметь хоть чуточку стыдливости… Заголяться в присутствии жениха – видано ли?

Девочка смотрела на нее растерянными, полными слез глазами.

Она могла бы напомнить, как Аальмар ухаживал за ней во время болезни – обтирал, мыл, переодевал… Тогда ей и в голову не приходило стыдиться Аальмара… В чем она провинилась теперь? Или виной ее новое, изменившееся тело?..

– Аальмар решит, что я воспитала тебя бесстыдницей, горько призналась старуха. – А зачем ему бесстыжая жена?..

Слово «бесстыжая» стало тем пределом, за которым удерживать слезы бесполезно.

Рыдания скрутили ее, как хозяйки скручивают белье. Ничего не видя перед собой и желая лишь немедленно умереть, она забилась в угол, подметая пыль полами своего чудесного платья; захлебываясь слезами, услыхала, как отворяется дверь, как негромко беседуют голоса, как Аальмар говорит непривычно раздраженно:

– Она ребенок! Только ребенок, не требуй от нее лишнего и не выдумывай глупостей!..

Потом его руки ухватили ее под мышки и вытащили из угла:

– Считаем до десяти. Кто быстрее: раз, два, три…

Она всхлипнула. Большая Фа права – она не ребенок больше, и эти фокусы на нее уже не действуют…

Она подняла на него несчастные, виноватые глаза. Он подмигнул и притянул ее к себе – так крепко, что она смогла сличить ускоренный ритм своего сердца с его ровным, спокойным пульсом.

– Я все понимаю, – сказал он шепотом. – Все. И не пытайся уверить меня, что я чего-то о тебе не знаю… Все пройдет. Все будет хорошо. Ты такая красавица в этом своем платье… Не стоит из-за глупости плакать.

Она кивнула, закусив губу. И решила все всегда делать так, как хочется ему. Даже если ради этого придется прислушиваться к советам Большой Фа.