Дмитрий Кутейников - Драконослов

Жрец смотрел на меня долго и очень странно… Потом, как будто в одночасье постарев, сгорбился и, тяжело опираясь на резной посох, медленно подошёл к шару, так же медленно поднёс к нему руку — практически вплотную — и после ощутимой задержки на поверхности проявился тусклый знак, похожий на египетский анх, только верхнее кольцо было опущено до самой перекладины.

— Я служу в храме уже девяносто восемь лет, и когда всего лишь на пятьдесят третьем году службы алтарь впервые отозвался — все сочли это великим знаком судьбы. А выходит, что это была просто ошибка… — Казалось, у нестарого ещё дварфа отняли смысл жизни, настолько от него повеяло тоской, даже белоснежная роба, казалось, посерела. — Просто ошибка.

— Получается, что всё это время мы жили неправильно? Как же так? — Вильгельмину слова жреца тоже расстроили, даже напугали. Вот ведь блин, «русская народная забава — революция»! Ну что тут будешь делать…

— Ух, ё-о-о-о… — Выдохнул я вслух, добавив пару слов по-русски. — Ну давайте разбираться. Не верю я, что подгорный народ, уже даже мне известный своей тщательностью и аккуратностью, мог допустить такую ошибку просто так. Должна быть очень веская причина!

— Есть такая причина. В тринадцать тысяч семьсот тридцать четвёртом году неизвестный диверсант проник в храм нашего клана, убил всех старших жрецов, включая верховного, и полностью сжёг храмовую библиотеку. Очень много знаний было утеряно, часть, конечно, удалось восстановить по памяти, но таинства, доступные только высшим ступеням посвящения, оказались утеряны безвозвратно. За эти девяносто четыре с половиной века у новых жрецов несколько раз были откровения — нам удалось восстановить таинство посвящения в старшие жрецы и несколько других, а пятьсот двадцать лет назад наша церковь наконец вновь получила полноценного главу… — Голос жреца был тихим и безнадёжным, на левой руке, стиснувшей посох, аж побелели костяшки. — Мы всегда были на службе клана, принимая клятву от выпускников всегда распределяли их по нужным Совету направлениям, всегда внимательно смотрели, кто каких успехов добился в каждой области…

— Ну, значит, вы всё правильно делали, только в мелочах ошиблись! — Попытался я подбодрить неожиданно разговорившегося жреца.

— В служении нет мелочей! — Гневно воскликнул он, сверкнув глазами и решительно выставив вперёд коротко подстриженную курчавую чёрную бороду. — Каждый шаг имеет смысл!

Ну, я ожидал не такой реакции, но это лучше, чем уныние.

— Хорошо, пусть так. Значит, цели ваши были верны, а инструмент — неисправен. Что нужно сделать в таком случае?

— Выкинуть и сделать новый. — Ответил жрец не задумываясь, и помрачнел ещё больше.

— Глупость! Чем делать новый инструмент, если вообще никакого не осталось? Сначала, — я выделил слово голосом, — надо сделать новый, и лишь потом думать, куда деть старый. Тупой нож можно наточить, из сломавшегося меча — сделать кинжал. На худой конец, металл можно отправить в переплавку! Но выкидывать — последнее дело!

— Нельзя старый металл кидать в новую плавку! Сталь… — Начал спорить жрец, но я его опять перебил.

— Я говорю образно — это во-первых. Не везде нужна идеальная сталь, — я указал рукой на декоративные ажурные ворота, через которые мы вошли под купол, — где-то хватит и чугуна — это во-вторых. А в-главных, мы говорим сейчас о живых людях, а не о каких-то железяках. В людях сила клана!

Что-то меня на пафос пробило. Нет, обычно я стараюсь сидеть тихо и не отсвечивать, но иногда, под настроение — или получив подзатыльник от музы — я выдаю прочувствованные речи и вполне себе жгу глаголом, как тогда с Куросакурой. К счастью — редко, а то бы пришлось в пророки податься. Вздохнув — всё вдохновение куда-то выветрилось — я переключился на логику.

— Так… Вот вы сейчас видите крушение всех своих жизненных принципов, так? — Жрец только кивнул. — А вот я вижу кое-что другое: вам только что явилось откровение, что надо исправить в существующей ситуации, и даже как именно исправить. Или вы думаете, что откровение — это легко и приятно?

У жреца задёргался глаз, ему явно не хватало воздуха, чтобы выразить охватившие его чувства, да и Вильгельмина тоже выглядела напуганной. Однако жрец довольно быстро успокоился, так и не сказав ни слова. А я продолжил.

— К сожалению, я очень плохо знаю обычаи подгорного народа, но, возможно, стоит не только смотреть на успехи выпускников в разных областях знания, но и спрашивать их самих? Если они хотя бы в половину так рассудительны, как Вильгельмина — их мнение вполне достойно как минимум быть услышанным… Я по себе знаю: не всегда дело, которое получается хорошо, является тем, к которому лежит душа и которым принесёшь наибольшую пользу… И смотрите на происшедшее с положительной стороны, это всегда полезно: вам выдалась редчайшая возможность вернуть утерянное знание и исправить скверную ошибку!

— Жалко его, такой удар… Не сломался бы старик… — Мы с Вильгельминой возвращались в выделенный нам на время разбирательства жилой блок во «внешней», гостевой части подземного комплекса — фактически, небольшую уютную квартиру со скромной кухней, двумя спальнями и отдельной мастерской. Погружённая в свои мысли, она бездумно вела рукой по украшавшей стену многоцветной мозаике. Кстати, первое впечатление, сложившееся от технического тоннеля, через который мы вошли на территорию клана, оказалось совершенно неправильным. Внутри жилище подгорного народа поражало богатством красок и тонкой отделкой. На полу — узоры из разных сортов гранита, с поразительной аккуратностью подобранных жилка к жилке, на стенах — резьба и мозаики, на потолках — расписные барельефы, украшенные самоцветами, и ловко запрятанные магические светильники, придающие всей этой красоте совсем уж сказочный вид.

— Какой же он старик? Ему и полутора сотен ещё нет, середина жизни! Старость — это двести пятьдесят.

— А ты в глаза его смотрела? Возраст — это не только годы. Он ведь почти век искренне старался для блага клана, и вдруг увидел, что всё делал не просто неправильно, а чуть ли не во вред людям. Я, конечно, кроме тебя толком подгорный народ и не знаю, но думаю, это очень сильный удар.

Вильгельмина задумалась, потом передёрнулась и медленно кивнула.

— Очень сильный.

— А что можно сделать, чтобы ему помочь? Может, прислать к нему кого-нибудь?

— Зачем?

— Чтобы поговорить. Или чтобы присмотреть. Как ни крути, а он ведь главный жрец, так? У него идеальная позиция для проведения нужных реформ, но если вдруг с ним что случится — всё пойдёт насмарку на ещё неизвестно сколько веков.

Вильгельмина опять крепко задумалась, а потом развернулась и зашагала в сторону зала Совета — в открытой части клановой территории везде были понятные даже мне указатели. И высокие потолки. И нормальное освещение. Была ещё территория закрытая, но меня туда, естественно, не пускали. Пока не пускали.