Алексей Переяславцев - Длинные руки нейтралитета [litres]

Пока что диспозиции осаждающих и осаждённых оставались прежними, однако тактика защитников Севастополя медленно изменялась.

Притом что меткая стрельба по людям, защищающим укрепления, продолжалась и приносила результаты, российские гранатомёты приноровились палить по отступающим стрелкам и тоже попадали, обрушивая траншеи, обжигая, контузя, раня и убивая отступающих егерей. Идеи полковника Тотлебена воплощались в жизнь.

Русские генералы были твёрдо убеждены, что рано или поздно штурмы позиций повторятся. Вот почему на укрепления пошёл приказ: без особой нужды не палить, беречь гранаты. Особо это относилось к Камчатскому люнету, где дефицит боеприпасов к гранатомётам стал почти привычным.

Между тем «Херсонес» активно готовился к ходовым испытаниям. Разумеется, это было не то же самое, что боевой выход в море: офицеры и прислуга гранатомётов ещё не были достаточно обучены.

Не желая повторения ситуации «блин комом», капитан Риммер и магистр Тифор настояли на своем присутствии при первом выходе в море с целью проверить работу движков. Как и ожидалось, даже не на полном ходу возникла вибрация корпуса. Доводочные работы и ещё один пробный выход дали хороший результат: ход сделался плавным.

Семаков как лицо заинтересованное подал рапорт о готовности пароходофрегата «Херсонес» к ходовым испытаниям, не забыв в нём упомянуть о желательности присутствия на борту Феофана Христофоровича Острено.

Адмирал проявил догадливость:

– Вы полагаете, Владимир Николаевич, что мой адъютант достаточно полезен будет?

– Так точно, Павел Степанович, полагаю, он принесёт удачу.

– Благосклонность Фортуны нужна, это верно, но мыслю, что и присутствие капитана первого ранга Ергомышева не повредит.

– Осмелюсь доложить, Павел Степанович: вчера в офицерском собрании сам слышал, что Лев Андреевич всё ещё в госпитале по поводу своей контузии…

– Мне из госпиталя и доложили: к завтрашнему дню Марья Захаровна пообещала ему полное выздоровление. Насколько мне известно, она слово держит.

Крыть было нечем.

Некоторый перерыв в действиях «Морского дракона» дал возможность провести несколько транспортов в Евпаторию. Союзники получили подкрепление живой силой (частично из Сардинского королевства), тёплой одеждой и боеприпасами. Первое и третье были весьма кстати, второе по причине ранней крымской весны оказалось частично излишним.

Англичане и французы после долгих споров решились установить на закрытых позициях корабельную артиллерию. С её помощью предполагалось подавить русские пушки.

– Дело есть, Владимир Николаевич. – Эти слова сами по себе не могли внушать беспокойство. Но они сопровождались весьма озабоченной миной на лице хорунжего Неболтая, зашедшего поздним вечером на квартиру к капитану второго ранга.

Семаков сразу же осознал, что разговор будет не из простых, и предложил пройти в дальнюю комнату, окна которой выходили на пустырь, который просматривался полностью на все пятьдесят сажен.

– Вижу, непростое дело.

– Хуже, чем непростое. Один из моих проворонил пистолет.

Работа на разведку приучила моряка задавать нужные вопросы. Правда, у него не было контрразведывательного опыта, но умение анализировать имелось.

– Как давно узнал?

– Только сейчас. И прямо к тебе.

– Выкладывай, что тебе самому известно.

Известно было не так уж мало. Приписной Тяжельников, будучи порядочно пьян и находясь в кабаке, похвастался купленным давеча замечательным пистолем, «какой не у всякого есть». Правда, у него хватило ума не показывать оружие в действии, но он подробно расписал все отменные свойства покупки. После этого пили ещё, ибо покупку следовало обмыть. На выходе из кабака на Тяжельникова напали четверо. Будь он тверез, этим лихим ребятам пришлось бы солоно, но…

– Набрался он основательно, ну и сунули ему ножик в бок. Не добили, правда, лишь ранили, его собутыльники-пластуны выручили. Но лучше добили бы…

На эти слова у Семакова нашлось лишь мрачное молчание. Казак продолжил:

– Ты должен знать, что из этого будет и что мы можем сделать.

Моряк прикрыл глаза и секунд через десять снова воззрился на сухопутного товарища.

– Не всё так плохо, Тихон Андропович. Если пистолет попадёт в лапы чужой разведке, то они запросят мнение оружейников. А те, в свою очередь, попытаются разобрать оружие. Вынуть кристалл – задачка не из хитрых. Что такое этот кристалл, наверняка никто не знает. Натурально, они увидят, что без кристалла эта штука не работает. Тогда соберут обратно. Даже если негатор рядом, защита сколько-то продержится. Они уверятся, что всё дело в кристалле. В лучшем для нас случае отошлют кристалл в Париж или Лондон, а нам того и надобно. По пути верным делом негатор встретится. Защита ведь вделана в затвор. А в худшем… Ну-ка, что бы ты сам сделал?

Казак, сам того не зная, выдал отменный прогноз:

– Я крепко подумал над тем, как эта злодейская железка работает. И ничего не придумал бы. Тогда вот что им делать: собрать пистоль заново, проверить ещё разок и отослать как есть. Но только не сухим путём: долго это. Да и перехватить можно. Вот ежели какой посыльный кораблик… Ну да ведь ты моряк, не я. Тебе шевелить умишком.

– Хорошо разложил товар по полочкам… Прямо как измыслил заранее. Нужна разведка на предмет перехвата. Тут, надобно тебе знать, у меня запасец. Чуть больше, чем надо на взятку Тарроту.

– Горынычу? Взятку?! Сколько ж он берёт?

– Недорого. Всего-то полфунта… – Глядя на ошеломлённую физиономию собеседника, Семаков откровенно заржал. – Да ты не думай, Тихон Андропович. Не золотом, не серебром, а вот чем.

Хорунжий сунул нос в услужливо поднесённый кулёк.

– Да то ж турецкие сладости! И чем только не дают…

– Скажи уж лучше: чем только не берут.

– В сочинениях господина Гоголя читал о судье, который брал борзыми щенками. Но вот сладкое… нет, и не слыхал даже.

– Таррот мне сам говорил: дескать, никто никогда из его племени такого не пробовал. А они всякую выпечку из пшеничной муки очень любят.

– И что он за этакое подношение делает?

– На разведку летает, ночью лучше нас с тобой видит. На Таррота вся надежда: если пошлют корабль-одиночку, то есть шанс перехватить. И как на грех, кому-то из моих офицеров надо на ходовых завтра с утра присутствовать. Но тут, наверное, придётся мне на «Морском драконе» выходить.

Хорунжий вскоре ушёл. Семаков не стал расспрашивать о судьбе любителя горячительных напитков, посчитав, что это внутреннее дело казаков.

С самого раннего утра капитан второго ранга выслушал доклад от крылатого разведчика: в море шёл, прижимаясь к береговой линии, небольшой корабль, направляясь на северо-запад от Балаклавской бухты.