Сергей Тимофеев - Как Из Да́леча, Дале́ча, Из Чиста́ Поля... [CИ]

- Из молодых, да ранний, - Неодолище бурчит. - Его честь по чести пригласили, а он хозяевам - никакого вежества. Стукнуть бы тебя разок по уху, для ума, только, боюсь, как бы остатнего не лишился. Ежели есть, остатний-то.

- Так ведь и хозяин хорош. Только затем и зазвал гостя, чтоб ему в ухо треснуть.

Видит Неодолище, странник за словом в карман не лезет, призадумался. У Алешки же ретивое взыграло. Еще бы не взыграть, хоть на словах, а одолел богатыря. Ему б придержаться малость, а у него довольство самим собой того и гляди наружу выпрет.

- Далеко ли путь держишь?

- В Киев собрался. Там, говорят, какой-то богатырь с князем поссорился и всех его дружинников побил. Уж больно взглянуть хочется, на эдакую-то орясину...

- Взглянуть хочется?.. Ну что ж, коли хочется, так и взгляни... - Неодолище говорит, а у самого рука незаметно к булаве подкрадывается. Очень обидным ему слово Алешкино показалось. Еще и то непонятно: либо сильно могучий странник этот самый, либо сильно глупый. А то вдруг вообще колдун?

- Чего это ты о булаве обеспокоился?

- К огню близко лежит... Как бы от искры не занялась...

- А по мне, так ты не правдивей моего оказался. По глазам вижу, хочешь меня особым ужином попотчевать...

- Да что ж это такое деется-то!.. - оторопел Неодолище, а потом ка-ак ахнет кулачищем по Алешке.

Кабы попал, тут бы и разговору конец. Не попал. Откинулся Алешка назад, перекатился, вскочил на ноги.

- Я тебе покажу орясину!.. - пробормотал Неодолище, отводя руку. - Я тебя вежеству враз научу!..

На этот раз Алешка присел, и кулак просвистел у него над головой.

- Вот ужо постой! - богатырь рявкнул, и снова мимо.

Пошла потеха. Алешку злая радость какая-то охватила. Понимает, - стоит только богатырю его хоть мизинцем задеть, как сразу и дух вон, оттого и прыгает, ровно лягва, и приседает, и крутится, и уворачивается... Супротивник же его с каждым промахом только больше свирепеет. Так воздух кулаками месит, - едва костер не загасил. Загасил бы - Алешке б туго пришлось, а так огонь ему в помощь. Не станет Неодолище через костер прыгать, не девка, чай, да и на дворе - не новый год.

Видит богатырь, никак у него не выходит егозу зацепить, за булаву ухватился. Вконец осерчал. Нет у Алешки оружия, так это его беда. Пуще прежнего ветер гонит. Иногда же как даст в землю, где молодец вот только-только стоял, так тут же и яма образуется. Наступить в такую молодцу ненароком, кувырнуться али ногу подвернуть, - и конец битве великой. А иначе никак с вертуном не сладить. Он, вишь, совсем осмелел, как улучит случай, - палкой своей, то пристукнет, то ткнет. Из чего уж она у него сделана, ан чувствительно. И ведь не устает!.. Сколько прыгает да крутится, не присевши, - все будто едва от сна пробудился. Тут семь потов сошло, булавой махать, а ему ни по чем. Ну, сейчас я его!.. Хвать!.. Ан опять мимо... Это ж надо. Скольких комаров уже, должно быть, побил, а одного, самого большого, - ну никак не достать. Богатыри княжеские, они тучей лезли. Там куда не махни, не попасть сложно. А этот... Бах! Ну вот куда, окаянный, снова подевался?..

Еще и ткнуть норовит не так, чтоб ущерба телу нанести, а все больше чести. Столько натыкал, что придется завтра весь день коня в поводу вести. Прежде думал, поучу слегка, ан нет, пусть на себя пеняет. Головой к земле приставлю, да и вгоню по самые лапти, чтоб и следа не осталось... Хрясть!.. Попал, что ли? Да нет, вон он, отскочил...

Алешка же изловчился, и, как Неодолище опять во всю ширь размахнулся, шмякнул ему своим посохом прямо по ноге. Тот булаву выпустил, ногу подтянул, взвыл и руками за нее ухватился. Алешка же не из тех, что ворон считать будут. Он по второй ка-ак даст!..

Еще пуще взвыл Неодолище, рявкнул что-то непотребное, хотел было вторую ногу поднять, да забыл, что первую держит. Грохнулся, где стоял, Молодец на него сверху и насел, как на коня. Бросил поперек плеч свою палку, давит на нее, и так она тяжела, что чувствует богатырь, будто в землю уходит. Говорят, колдуны слова крепкого не выносят, ан молодец вовсе и не колдун оказался. Отгонял его Неодолище, как мог, пока рот землей не забился.

А странник вроде как совсем не собирается живота его лишать. Он на нем елозит, и все твердит, чтоб пощады запросил. Попросишь, мол, да слово дашь нерушимое, зла не чинить, так и отпущу на все четыре стороны. Как же случилось, что он верх взял? Коль не колдун, значит, заговоренный, не иначе. Разве и впрямь попроситься... Здраво рассудить, ни за что сцепились. Оно, конечно, не просто так молодец мимо шел да простецом прикидывался. Его, Неодолища, искал. Сказать, что ли, а то ведь совсем задавит. Уже и головы не повернуть, и кости трещат...

- По-жа-лей, - богатырь хрипит. - Сжалься... Мочи нету...

И не видно ему, как после слов сказанных, ровно потемнело слегка окрест на миг краткий. Потемнело, и будто не бывало. Алешка-то приметил, только внимания не обратил. Он в сторону соскочил, клюку сдернул, смотрит, что дальше будет.

Выбирается из земли Неодолище - эк его вдавило!.. Отфыркивается, дышит жадно. А ну как сейчас опять в драку полезет? С него станется...

Не полез. Сел, понурившись, сам на себя прежнего не похож. Алешке его даже как-то жалко стало.

- Чего уж там, - бормочет. - Ино ты, ино тебя... Всяко бывает. Не со зла я... Получилось так...

И, как-то незаметно, взял и рассказал Неодолищу обо всем. О том, как в Киев податься надумал, как старичка встретил, как тот ему про богатыря рассказал, как одолеть его надоумил. Без прикрас сказал и ждет, что Неодолище ему в ответ молвит.

А тот посидел сколько, в землю взором уткнувшись, а затем поднялся тяжело, - Алешка на всякий случай назад на пару шагов отступил, - и начал с себя доспех снимать. Снял, побросал, как придется, снова сел.

- Вижу, - говорит, - в этот раз правду молодец сказал... Звать-то тебя как?

- Алешкой...

- Алешкой... Так вот, Алешка, слушал я тебя, теперь твой черед пришел.

И сказал ему Неодолище жизнь свою немудреную. Как жил себе поживал в деревне одной, землю орал да урожай собирал. Как все - так и он. Однажды же так случилось, повстречался ему на дороге, как и Алешке, старичок один. Ведет себе коня богатырского в поводу, на седле - доспех. Слово за слово - разговорились. Он, старичок этот, богатством таким по случаю разжился, кому б продать, искал. Цену ж назвал, совсем неказистую. Задуматься б тогда Неодолищу, а он уши развесил, глаза выпучил, счастью своему не верит. Конь - в хозяйстве пригодится, остальное - кузнецу сбыть, прибытка столько, что не сосчитать. Сбегал до дому, принес цену, что старичок спрашивал, да все разом и выкупил. Распрощались они, а как обратно возвращаться, - к речке уже подходил, - вздумалось Неодолищу на себя в доспехе полюбоваться, тем паче - будто на него сделан. Нацепил, как мог, на коня влез, заехал в речку, насмотрелся вдоволь, а как обратно на бережок выехал, так будто другим человеком стал. Опостылела ему вдруг жизнь мирная, возжелалось славы ратной. Даром что никогда прежде оружия в руки не брал... В общем, подался подвиги совершать. Такого понаделал, оглянуться сейчас, смотреть тошно. Такая, небось, слава нонче об нем по свету идет, что хоть на другой свет подавайся. Так-то вот...