Сергей Тимофеев - Как Из Да́леча, Дале́ча, Из Чиста́ Поля... [CИ]

- Каждому - своя стезя, - отозвался кто-то из калик. - Вам - землю стеречь, нам - по земле этой самой ходить. Ты уж не взыщи, Илья Иванович, до утра мы с вами только, а там - дальше побредем.

- Как знаете, - буркнул Илья. - Неволить не станем...

Выкатил тем временем Алешка бочку, выбил днище, и пошла гульба, пуще прежней. Пуще прежнего бахвалятся, кто кого удалью в схватке со степняками превзошел, меряются. Ну, а где похвальба хмельная, там и до беды недалеко.

- Эх, братцы, - Алешка кричит, - не намахалися плечи богатырские, не уходилися кони, не притупились мечи!.. Найдется ли в целом свете, кто против нас троих сдюжит? Нам не то что рать какую, всю Степь разом выставляй, и то совладаем!.. Да что там Степь, подавай-ка нам силушку неведомую , и ту одолеем!..

Пробовали было его унять, - не унимается, только пуще кричит, да резвей из бочки черпает. С одним бы, может, и справились, только и Добрыня не отстает, не меньше Алешкиного захмелел. Не видят, что о другую сторону холма деется.

Там же... В ночи, а будто тьмой землю заволокло. Где были степняки поверженные, там уж никого нету, то ли исчезли куда, то ли во мгле растворились. Клубится тьма, и все ближе к холму подступает, к частоколу. Немного осталось, замерла. Вымахнули из мрака два всадника, далеко разнесся грозный клич:

- Эге-гей, нахвальщики!.. Давайте-ка с нами бой держать!.. Не смотрите, что нас двое, а вас семеро!..

Разгорелся Алешка от слов таких, не остыл еще от прежней схватки, ринулся на супротивников. Не слышит, что товарищи ему кричат, - охолонись, куда ты, в засаду ведь угодишь!.. Их ведь там, небось, не двое, а тьма тьмущая ...

Что в засаду манят - в том сомнения нету; развернули коней вороги, и прочь порскнули. Алешка - за ними. Тут уж и остальные вдогонку бросились, не оставлять же товарища.

А тот уже первого догнал, махнул мечом от плеча, развалил надвое вместе с конем, за другим гонится. Нет, чтобы оглянуться... Потому как там, из ворога поверженного, двое сделалось...

Бьются богатыри. То думают, что из темноты на них все новые вороги налетают, того не видя, что чем больше бьют, тем больше супротивника...

Каликам же за ними не поспеть. Те, кого посохами своими приголубят, тот туманом черным расходится, да уж больно много их становится, того и гляди, самим несладко придется...

Вот уж и Илья упал. Вылетела из ночи стрела длинная, черная, зацепила там, где доспехом не прикрыто, вот и упал. Не простая стрела, особая. Ядом, должно быть, навершие ее пропитано, от того и лишился сил богатырь, упал замертво.

Увидел это Добрыня, гневом исполнился, удесятерились силы, гонит ворога, ничего вокруг себя не замечая...

Не успеть за ним Алешке. Приотстал, тут и Добрыня с коня сполз.

Один он остался. Взмахнул было мечом, да ударило что-то с такою силою, что меч из руки выбило, самого пошатнуло. В глазах помутилось, к гриве коня верного припал...

Свилась в тучу единую тьма кромешная, до самого неба поднялась. Не стало калик; где были они - смерч огненный. Сошлись воедино, тьма и свет. Грохот раздался, земля застонала, молнии блещут. Обвился смерч огненный вокруг облака черного, сдавил в своих объятиях, и - не стало того.

И смерч пропал. Стоят снова калики, смотрят на богатырей поверженных. Не быть таким более, отныне и до веку...

Склонился один над Ильей, приложил ухо к груди. Поднялся, взвалил на плечо, точно дитя малое, кивнул остальным, сделал шаг - и с глаз скрылся.

Переглянулись оставшиеся, вздохнули тяжко. Шагнул в сторону еще один, пропал. Подняли двое Алешку с Добрыней, взнесли на курган, с заставой соседний... Тут и третий вернулся, держит в руках два камня, что и десятерым не унести...

* * *

...Приподнял Алешка голову. Эк его приголубило... В глазах темно, руки-ноги не слушаются. Какой он после этого богатырь?.. На локтях приподнялся, так качнуло, будто не на земле, будто в ладье он. Здорово досталось, впервой с ним такое. Ишь, как в голове шумит. Будто песня какая...

По крылечку ли идет да молода жена,

По сеням ли идет да красна девица...

Крылья хлопают... Снова качнуло...

Продрал глаза, видит, и впрямь, на ладье он. Парус над ним, ясным солнышком вышитый, а на носу, ровно лебедь сидит, крылья сложивши. Тьфу ты, примерещится же такое. Девка там, с косой русой, в сарафане. Поднялся кое-как, глянул, плывет ладья по реке, и нету тебе ни заставы, ни товарищей его...

Да как же это быть может? Кто ж без него Илью с Добрыней выручит? Рать-то на них навалилась нешуточная, нешто им без него справиться?..

- Полно, Алешенька, - это девка ему говорит, ласково так. - Хватит о ратях думать. Парус вовсю распахни, а я к рулю стану, править буду.

- Куда, править?.. - хрипло пробормотал Алешка.

- В Ростов... Ждут тебя там.

Ждут... Ничего Алешка понять не может. В обычной рубахе стоит, узорчатой да новой, порты крепкие, лапти прочные, поясок - любо-дорого. Ни доспеха, ни коня. Куда подевались?..

- Ни к чему они тебе, Алешенька. На берегу остались, за ненадобностью.

Прошла мимо него, и показалось Алешке, будто крылья у девки за спиной сложены.

- Звать-то тебя как? Уж не Сирином ли? Поет, с крыльями... - И рот до ушей.

- А хоть бы и так, - девка в ответ улыбается. - Парус распахни, говорю. Не справиться мне одной, с ладьей-то...