Сергей Тимофеев - Как Из Да́леча, Дале́ча, Из Чиста́ Поля... [CИ]

- Что будет, про то никому не ведомо, а что судьба сулит, коли поперек нее не идти, про то вызнать - хитрость невелика. Сожми в руках, - подвинул старец Владимиру палочки, - глаза закрой, спроси, кого перед собой увидишь, да палочки эти самые перед собой и брось. Как спросишь, такой тебе и ответ будет.

Взял Владимир палочки, зажал в кулаке, закрыл глаза - никого не увидел. А как никого не увидел, так и спрашивать некого. Бросил палочки и ждет, что старец скажет. Взглянул тот на него, - то ли показалось, то ли и впрямь было, - головой качнул. Принялся дощечки свои перебирать. Нашел одну, провел по ней ладонью.

- Отыдешь скоро, путь тяжек, обратно не быть. - Вздохнул. - Вдругорядь бросай.

Легко ему - вдругорядь. После тех слов, что сказал, повыть бы. Однако ж повиновался.

Другую дощечку отыскал старец.

- Женат будеши, и проживешь с нею в богатстве и чести. Еще бросай, до трех раз указано.

Бросил третий раз.

- Счастлив человек во всяком деле и любим всякому человеку, а лета долги его.

Тут уж Владимир просиял, ровно блин на коровьем масле. Только старец враз огорошил.

- Коли б кого спрашивал, была бы вера дщицам, а как наугад бросал, так и веры им нету. Может, правду сказали, а может, и нет. Ложись опочивать. Завтра, чем свет, в путь-дорогу собираться. С тобой иду.

Спал Владимир крепко, однако ж слышал посреди ночи, как выходил старец из пещеры ли, избы ли - не поймешь.

Иному собраться - только подпоясаться. Так и тут: старцу - посох в руку взять, Владимиру - мешок на плечо вскинуть. Хотел было спросить, далеко ли идти-то? - ан старец ладошку распахнул, а на ней - рогатулька лежит. Сучок о двух ножках. Кинул он его перед собой, так сучок на эти самые ножки поднялся - и ну подпрыгивать, как живой!

- Ну что, веди, показывай дорогу, - старец ему говорит.

Тот и поскакал...

...доколе не привел путников к селению на берегу большого озера. Дорога не то чтоб шибко долгой показалась, ан удобной. То ли вожатый так выбирал, то ли само случилось, только ни тебе топей, ни чащ непролазных, а коли речушка встретится, так перебрести можно. Возле крайней избы замер сучок, да и упал на землю обычной деревяшкой. Пришли, значит, куда надобно.

Первый из насельников, который встретился, не то, чтобы волком глянул, а все одно - неприветливо, исподлобья. Оно не диво - больно уж место выбрано неудачное. Иные поселки так поставлены, что и в ливень солнышком светятся, а иные - наоборот. Вот и этот такой же - темный, настороженный. Или показалось?

- Скажи нам, человече, как вашего старшего отыскать? - старец спрашивает.

Тот в ответ буркнул что-то невнятное, рукой махнул вдоль дороги, повернулся и потопал себе. Медведь, да и только.

Если б только он один такой оказался, так ведь все, вопреки обычаю, сторонкой обойти стараются, посматривают искоса. Не по себе Владимиру, а старец бредет себе, ровно не замечает ничего. Даже скалящих зубы из-под заборов собак.

Ворота избы старшего оказались чуть приоткрыты. Старец остановился на мгновение, толкнул створку и вошел на двор, как если бы он был его собственный. Сделал несколько шагов и вдруг замер, дрогнув всем телом. Он смотрел на старушку, застывшую на крыльце с деревянной миской в руках. Пальцы ее задрожали, миска наклонилась, из нее тонкой струйкой полилась вода.

- Ишня... - прошептал старец.

- Сильдес... - донесся шепот от крыльца.

Смотрит Владимир, то на одного, то на другого, ан того не зрит, что им зримо. Не зрит девицы-красавицы, что милей жизни сердцу Сильдеса, не зрит добра молодца, что милей жизни сердцу Ишни. Таких историй - ни одним ведерком не вычерпать, как неровня слюбится. Редко когда по любви ихней случается, все больше наперекор. Так и тут. Ишня - из рода знатного, а Сильдес - так, к плетню прислонился. Встречались тайно, бродили рука в руке, покуда отец Ишне жениха не выбрал. Пошла она за нелюбимого, воле родительской покорна, а он - от мест родных подалее. Поначалу, как в учение старцам попал, все мечтал обратно вернуться. Думалось ему, вот вернется - и все разом изменится, встретятся они с Ишней, ровно не было между ними ни лет, ни людей... Только чем дольше в пещерах жил, тем понятнее становилось - нет к прошлому возврата. Не вернуться ему туда, откуда ушел. Не в селение, во дни. Сколько и каких дум передумал, неведомо, надумал же за лучшее - забыть. Как надумал, так и сделал. Ан на поверку-то вышло: забыть и не вспоминать - не одно есть.

Тут скрипнула дверь, Неро на крыльцо вышел. Первое, что углядел, не пришлецов незнакомых, мать плачущую. Никак, обидели? Сжал кулаки, сделал шаг, а более не может. Ухватила его Ишня за руку, куда и подевалась сила злая. Только потом заметил, что и у старца пришедшего глаза блестят, да борода мокрая. Не знает, что и подумать. Никогда ему мать прежде не сказывала, отчего бы такому случиться могло. А та шепчет:

- В избу... в избу проси...

Крякнул.

- Заходите, коли с добром пришли...

Старец ровно и не слышал. Так бы и стоял, коли б Владимир, поклонившись, не толкнул его слегка. Идет тот, еле ноги переставляет, а глаза никак от Ишни отвести не может. Только тогда в себя пришел, как она в дверь раскрытую шмыгнула. Однако ж не до конца, потому как ни хозяину не поклонился, ни избе, как вошел, а сразу на лавку опустился, будто ноги отказали. Так и просидел, недвижно, в пол глядючи, пока за стол накрытый не позвали.

- Ты уж извиняй нас, старшой, что без зову мы, - сказал хмуро. - С добром ли, али нет, это уж как получится. Прослышали, горе у тебя, вот и пришли.

- Коли про горе знаешь, так, может, и как помочь ему?

- Есть у тебя в селении та, что ведает . Только нам двоим тайна откроется, поутру, возле дуба, что Перуновым зовется. Проси, чтоб на разговор пришла.

Ахнула Ишня, прижала руки к губам.

- Здесь она, та, что ведает , - промолвила тихо. - Скажи, уж не сама ли дорогу тебе указала?..

- Не сама , - пробормотал старец. - Думал, пока шел, что сама , а теперь вижу - дочь ейная.

Не понять Неро их разговора, да и не к чему. Хочет надеяться, что о дочери его, и боится. Скажешь слово, растолкуют, о чем речь ведут, спорхнет надежда пташкой пугливой.

День маялся, ночь не спал. А как ушли до света Сильдес с Ишней, так и не присел. То избу, то двор шагами меряет. Владимиру проще; он на озеро отправился, там и бродил - больно уж места знатные. Представил себе город богатый на берегу, стены, улицы, пристань; не просто представил, - как будто сам он его и строит. Здесь одно хорошо станет, здесь другое, там - третье, а коли четвертое поставить, так первое мешается. До того дошло, что наяву перед собой зрит, чему и начала-то еще нету. И гомон людской, многогласный, слышится... Нет, не гомон, зовет кто-то. Его, кажись, выкликают. Мальчишка из кустов прибрежных вынырнул, к нему бежит.