Светлана Галямина - Начало пути (СИ)

Тогда сосед попросил маму ещё раз всё как следует продумать, взвесить и дать ему ответ через неделю, когда он вновь зайдет к нам, сказав, что если маму не устраивает цена, которую он даёт за дом, то можно будет немного добавить денег. А напоследок, намекнул, что если и теперь она не согласится, то у нее могут начаться большие неприятности. Но как я уже говорила, дело было не в цене, хотя этот человек явно скупился — он захотел получить большой и хороший дом за меньшую цену, чем он того стоил. Но продавать родную обитель мама не собиралась ни за какую цену, ну а на его намёки она не обратила внимания. И когда тот мужчина зашёл к нам опять, он получил тот же ответ. И тогда он, помрачнев, сказал, что мы ещё пожалеем о своём упрямстве. И мы, в самом деле, пожалели, но уже тогда, когда ничего нельзя было исправить. Я в то время, когда происходили эти события, была на год моложе, чем Вил во время его несчастья. Я была совсем ещё ребёнком, но отлично помню, что тогда случилось. И мне бы хотелось найти того человека и отомстить ему за то, что он сгубил мою мать, а меня обездолил, сделав сиротой и воровкой, которая теперь может лишиться руки или вообще загнуться на каторге!

Девушка вздохнула, немного помолчала и продолжила.

— Не знаю, откуда сосед узнал о том, что мама не состоит в гильдии, но он пошёл к колдунам и обвинил маму в том, что она ведьма, колдует незаконно и причиняет, только вред людям, хотя она, ещё довольно молодая, наоборот успела вылечить множество народа. Доказать свои слова он не мог, но гильдейцы в этом и не нуждались. Им вполне достаточно было того, что мама — чужая ведьма, а не их колдунья, что они, конечно же, проверили, поспрашав людей — как она их лечила и что при этом делала. И когда убедились, что это, в самом деле, так, уже неважно было, вредит она людям или нет, хотя, конечно, на суде звучало именно это обвинение. И соседи, многих из которых она спасла, промолчали, не встали на её защиту, так у нас в империи боятся колдунов. А мою любимую, самую добрую маму, которая за всю свою жизнь не сделала никому ничего плохого, приговорили к сожжению на костре живьём. А мне не оставалось ничего больше, как бежать из своего дома, из родного города, ведь и меня как ведьму тоже приговорили к смерти, но одна женщина, у которой мама незадолго до ареста смогла спасти умирающего сына, сумела меня спрятать, в благодарность за это. Она же и рассказала мне о том, что было на суде. А потом, я, затерявшись в толпе, смотрела на казнь матери и видела ее тогда в последний раз. Много позже этого, когда я уже притащилась в Церен и некоторое время жила здесь, меня тоже заметил Ликур и взял в ученицы, и тогда я познакомилась с Вилом, и постепенно стала настоящей воровкой, — с горечью закончила девушка.

— Ничего себе, сожгли живьем!!! — в ужасе воскликнул Геор, — у нас тоже бывает, что людей, обвиненных в преступлении, даже если они его и не совершали на самом деле, наказывают сурово, но сжигать живьём немыслимо!

Все остальные поддержали это высказывание своего товарища. А Вил, когда шум немного улегся, спросил:

— А вы откуда? Судя по всему, вы не имперцы.

— Почему вы так решили? — немного настороженно спросил барон, впрочем, прекрасно понимая, что они сами выдали себя с головой своей реакцией на рассказ Леры и своими репликами.

— По некоторым вашим словам, а ещё по небольшому акценту, с которым вы говорите на всеобщем.

— Вы правы. Мы не жители империи. — Согласился с ним Нэт. — Мы приехали из Леорнии, но у нас все так говорят и для нас, наоборот, ваша речь звучит с небольшим акцентом.

Нэт не боялся признаться в их с друзьями не имперском происхождении, потому что после историй рассказанных их сокамерниками, не считал их подсадными утками и был уверен, что им можно доверять. Конечно, они могли всё это выдумать, но слишком уж искренне они говорили.

— Далеко же вас занесло, — присвистнул Вил, не спрашивая, впрочем, своих собеседников, зачем, — как он подозревал, они все равно ему не скажут. Да это было и не важно.

— А давно вы тут сидите? — Спросил Ален.

— А какое сегодня число и месяц, а то тут трудно определять время? — в свою очередь поинтересовался Вил.

— Завтра наступит последний день листопадня, — ответил Геор.

— Ого, уже скоро будет два месяца! — Воскликнула обескураженная Лера. — Господи, я уже так давно не мылась, просто ужас, волосы как пакли, даже дотрагиваться неприятно. Я, наверное, кошмарно выгляжу! — Девушка вздохнула и добавила, — быстрей бы всё закончилось, хоть чем-нибудь. Хотя я вероятно очень быстро об этом пожалею, но так надоело сидеть в этом ужасном, непроглядном мраке и нюхать эту вонь. И вообще мне иногда кажется, что я ослепла и даже когда выйду отсюда, все равно ничего не увижу.

— А вас водили на допросы? — поинтересовался Ник.

— Да нет, какие допросы? Нас же взяли прямо на месте преступления, так что с нами и так все ясно, — воскликнул молодой вор.

— А почему же вас так и не отвели до сих пор к судье? — удивился Керт.

— А демон их знает, почему, — пожал плечами Вил. Впрочем, его жеста никто не увидел.

— А меня интересует другое, — сказала Делия, — почему ты Лера не стала менестрелем, ведь ты пела в храмовом хоре — из-за возраста? Конечно, ты была тогда мала, когда все случилось, но ведь потом ты выросла, и можно было попробовать.

— Нет, дело было не в возрасте. Просто тогда я была очень напугана, и старалась без особой необходимости не высовываться на люди. Да и к тому же Ликур предложил мне покровительство и предоставил мне защиту. И, кроме того, я очень тосковала по маме, и мне было не до песен. А потом, позже, когда я выросла…, — девушка немного помолчала и пояснила, — думаю голос у меня не очень хороший, да и инструмента нет.

— Ну, инструмент можно купить, а голос у тебя красивый, звонкий, — не сдавалась Делия.

— Может и красивый, но очень слабый, — не согласилась с ней Лера, — да и в любом случае, сейчас-то поздно об этом говорить.

— Ну почему же, — неожиданно возразил подруге Вил, — если тебе отрубят руку, то ты сможешь примкнуть к какой-нибудь группе бардов, а голос можно развить, чтобы он стал сильнее. Вот мне в этом отношении хуже, никаких особых талантов у меня нет, так, что и не знаю, чем потом заняться.

— Ну, грамотный человек при некотором усилии всегда может работу найти, — заметил Нэт.

— С отсутствующей правой рукой, которой я только и умею писать? — Иронично спросил парень.

— При желании и некоторой тренировке можно научиться писать и левой, — серьёзно ответил барон.

— Ну, я подумаю над этим, — так же серьёзно отозвался Вил.

После этого обмена мнениями, когда разговор затих сам собой, собеседники Вила и Леры, ненадолго отвлёкшиеся их рассказами, снова вспомнили об Эдвине и Лоране и опять начали тревожиться об их судьбе. Впрочем, еще через некоторое время дверь в камеру распахнулась и в нее влетел какой-то человек, которого стражники впихнули столь бесцеремонно, что он упал прямо в самую гущу людей, сгрудившихся у одной из стен. Сначала раздались возгласы возмущения, и даже легкие стоны и охи со стороны тех на кого налетел и кого подмял под себя не по своей воле ввалившийся в это темное помещение человек. Но вскоре оказалось, что это не кто иной, как Лоран, которого, конечно же, тут же засыпали разнообразными вопросами о том, что с ним происходило все это время. Но граф сказал, что ничего особенного с ним не делали. Просто он сколько-то просидел один в своей камере, а потом его повели на допрос и там начали задавать вопросы. Но он ответил, что ничего не знает. И его даже нисколько не мучили, поскольку в пыточной в это время находился колдун, и он махнул рукой палачам, велев тем отступиться от своей возможной жертвы, объяснив им, что пытать его бесполезно. После этого он начал пристально вглядываться в заключенного, видимо пытаясь что-то разглядеть, но так ничего и не обнаружив, позвал стражников и приказал им отвести графа в камеру к остальным.