Светлана Галямина - Начало пути (СИ)

А в это время в другой камере, в соседнем коридоре, Эдвин, совершенно обнажённый, закованный в особые кандалы по рукам и ногам, висел на цепях, вмонтированных в потолок и стену. Он едва касался пола пальцами ног, а руки у него были вывернуты и в таком положении прикручены к цепи. Это было очень больно, но Эдвин, молча, стиснув зубы, терпел. Он не хотел доставлять тюремщикам удовольствие своими стонами. Принц по юношескому максимализму считал, что мужчина не должен и не может плакать, стонать, стенать и тем более кричать, показывая тем самым свою боль и скорбь. Поэтому он молчал.

Он только боялся, что с его друзьями поступили также. Особенно ему было страшно за Делию. Девушка вряд ли выдержит такую пытку. И он знал, что с ней можно сделать и ещё кое-что похуже, чего с мужчинами не делают. Но ему оставалось только надеяться, что ничего плохого кроме потери свободы, с друзьями не происходит, ведь он видел, что их завели в камеру всех вместе. То, что Лорана тоже отделили от общей группы, он не успел увидеть. Почему же выделили только его одного, он не знал, но догадывался, что на его поимку выдана отдельная разнарядка, и может быть его тюремщикам известно кто он такой, по крайней мере то, что он чародей — это доказывали надетые на него оковы. Он с горькой иронией подумал, что вот всего лишь накануне полностью вылечил все свои болячки, и ему было так хорошо, когда боль отступила, но и суток не прошло, как он снова начал её испытывать.

Сколько времени он провёл в таком положении Эдвин не знал. Ему казалось, что он висит здесь очень долго, а на самом деле, может быть, это было не так. В какой-то момент к нему в камеру зашли охранники и вставили в пазы, принесённые с собой факелы. А потом ему поставили на пол миску с тюремной баландой, кружку с водой и кусок чёрствого хлеба, как будто не замечая, что он подвешен к потолку, что у него скручены руки за спиной и он самостоятельно, никак не сможет поесть. Запах от варева шёл не очень аппетитный, но Эдвин уже давно не ел и вид еды заставил его желудок звучно заурчать. Эдвин посчитал это ещё одним издевательством. Лучше бы вообще ничего не приносили, чем так! Прошло ещё какое-то количество времени, с тех пор, как ему доставили так и не попробованную им еду. По ощущениям юноши, не менее нескольких часов. Впрочем, его чувства могли и солгать, ведь когда человек находится в таком состоянии, ему и минута покажется часом, а час сутками. Но, тем не менее, в один не радостный момент, хотя тогда Эдвин посчитал его очень даже хорошим, поскольку больше всего его угнетала неизвестность — сколько это ещё продлится, за ним пришли и сняли его с цепи.

Расковывать, впрочем, не стали. Эти кандалы были необычными, сделанными из особого сплава, который создают колдуны специально против чародеев, чтобы они не могли магичить. И не только. Они не просто сдерживали магическую силу, они высасывали её, постепенно опустошая энергетический резервуар. Теоретически, если оставить их на маге достаточно надолго, они могли не только закончить с резервуаром, выкачав его до нуля, но и приняться за саму жизненную основу, что неизбежно мага убило бы. Поэтому с чародеями старались не тянуть и разбираться с ними как можно быстрее, особенно с сильными, ведь расковывать их опасно, это чревато неприятностями. Эдвин, узнавший этот сплав по особому синеватому цвету, искрившемуся при свете факелов, уверился ещё больше в том, что те, кто его поймал, кто бы это ни был, определённо знали, по крайней мере, то, что он маг. Юноша с трудом встал на ноги и с ещё большим трудом разогнулся. Ждать, когда он встанет прямо в полный рост, стражник не стал и подтолкнул его в спину. Эдвин едва не упал, но, всё же, устоять ему удалось.

Затем его, громыхающего кандалами, повели по темным коридорам и втолкнули в помещение, где явно совершали пытки. Его опять подвесили к потолку, прижав к стене, на этот раз просто подняв ему руки, и снова оставили одного. Хотя и ненадолго. Вскоре в пыточную камеру зашёл какой-то человек в чёрной мантии и гильдейским медальоном с замысловатой эмблемой и Эдвин узнал в нём колдуна, что встретил их в кабинете начальника тюрьмы. Это было понятно, ведь с таким упорством их могли разыскивать только члены гильдии. Вслед за ним в застенок вошёл человек могучего телосложения, явно палач. Он подошёл к своим пыточным инструментам и начал перебирать их и придирчиво осматривать. Парочку страшноватых вещиц он отложил в сторону, наверное, их вид ему не понравился, остальные положил на место. Выбрал один из них и повернулся к колдуну:

— Господин, я готов. Ну что, приступим? — спросил он, поигрывая клещами, которыми срывали с тела кожу и мясо, решив начать с них, и с нетерпением ожидал, когда он сможет заняться своим любимым делом.

Потом он собирался поработать раскалённым, железным прутом с широким утолщением на конце, для прижигания сразу большой площади кожи и ран, чтобы пытаемый не истёк раньше времени кровью. Затем приготовил щипцы для пальцев, которыми можно было вырывать ногти и ломать хрупкие кости, радуясь, что господин может приводить пальчики в порядок, а значит, эту пытку можно будет повторять много раз. После этого юнца ждёт дыба, которую Тед особенно любил, получая удовольствие, от растягивания очередного страдальца. А там дело дойдёт и до других, тщательно ухоженных инструментов и приспособлений для того, чтобы всласть калечить людей, например до деревянного башмака, который сжимал ступни и ломал им кости и крючьев для раздирания кожи. А Эдвин, глядя на эти приготовления, сам готовился стойко и мужественно, с присущей ему силой духа, выдержать этот новый удар коварной судьбы.

— Ну, зачем же так сразу, Тэд, — нарочито растягивая слова, лениво произнёс гильдеец, вальяжно восседая в кресле, специально поставленном здесь для него. — Может быть, юноша и без этого всё нам расскажет, мне кажется он человек разумный. Так ведь?

Колдун говорил доброжелательным тоном, но в его словах странным образом звучала угроза, а глаза оставались холодными и колючими. Он пронзительно смотрел в глаза Эдвина, как будто пытался проникнуть в его мозг. Впрочем, так видимо оно и было, потому что юноша почувствовал какое-то давление в голове. Но он не боялся, что колдун что-нибудь узнает, ведь даже мысли Эдвина о полученном задании были защищены мощным барьером, поставленным самим мэтром Сибелиусом. А пробить блок сильнейшего архимага не было дано никому. Колдун только досадливо скривился, когда понял, что у него не получится всё узнать с наскока. Впрочем, он был хороший менталист и быстро понял, что та блокада, что стоит у юноши в голове, в отличие от предыдущего случая не мешает тому все помнить, и только не позволяет забрать эти знания так, как ему, Болдуину бы хотелось — сразу. А значит, их придется добыть, пусть и не с помощью магии. Ну, у него был для этого необходимый человек. Поэтому гильдеец для порядка вздохнул и приступил к допросу: