Анна Азимова - Город ведьмы [СИ]

— Молодец, друг! — это уже Марк хлопнул его по спине. — Идем, провожу тебя до площади, а то мне тоже надо бы делами заняться.

Оглушенный Клод только кивнул и на ватных ногах вышел из лачуги. Перед ним проплывали все те дни, когда он сидел в родительском доме над ненавистными учебниками и мечтал, как однажды сможет вот так рисовать портреты на заказ, зарабатывать себе на жизнь талантом, а по вечерам создавать настоящий шедевр, который прославит его в веках. И вот он уже в реальности сидит с этюдником посреди той самой площади, где играет аккордеонист и бегают босые дети, но что-то по-прежнему не дает ему покоя.

— Вы правда рисуете портреты? — склонилась над ним девушка, и Клод вздрогнул, вырванный из своих мыслей. Он посмотрел в темные глаза незнакомки и кивнул.

— Нарисуете меня? — улыбнулась она, опускаясь на стул напротив.

Клод неуверенно улыбнулся, ощущая необыкновенное волнение и дрожь во всем теле. Среди тысячи мыслей, вихрем проносящихся в голове, главной была одна: сколько брать за рисунок? Абрам ничего не говорил по этому поводу.

— Пять су, — сказал Клод первое, что пришло ему на ум и указал на медный стаканчик рядом со стулом. Видимо, ему вспомнился обед у Лукаса накануне. Девушка послушно высыпала туда пригоршню мелочи.

— Но вдруг вам не понравится рисунок? — заволновался Клод, вспомнив еще одно из своих опасений.

— Считайте, что я Вам верю, — по-прежнему не переставая улыбаться, ответила девушка.

Рисовать ее было легко и приятно. Легкий ветер развевал темные волосы, выбившиеся из косы, а глаза смотрели печально и задумчиво, куда-то далеко, вне художника, бегающих детей и всей этой площади, всего города…

— Вы недавно в Тремоле? — вдруг спросила девушка, выдергивая Клода из задумчивости. — Я Вас раньше не видела.

— Да, приехал позавчера, — ответил он, тщательно вырисовывая овал лица, подбородок и скулы.

— Давно у нас не было приезжих, — вздохнула девушка. — В магазине моего отца сплошь запустение и убытки, а все из-за отсутствия новых людей. Процветают только торговцы на рынке, а бедные ремесленники остаются бедняками.

— А чем занимается Ваш отец? — Клод спрашивал из простой вежливости, его куда больше занимал процесс рисования.

— Он гробовщик, — пропела девушка таким нежным голосом, что до художника не сразу дошел смысл сказанного.

— Он… Что?

— Кто-то же должен этим заниматься, — пожала она плечами. — Не такая уж и плохая работа, на самом деле…

— Но почему у вас нет заказов? — изумился Клод, на секунду отрываясь от работы. С губки в его руке вода капала на камни мостовой. — Это же… Это… Естественно.

— Кто знает? — девушка пожала плечами, перекидывая свою длинную косу на другое плечо. Но потом спохватилась, и вернула ее обратно. — С тех пор, как ушла лихорадка, в отцовской конторе не было клиентов. Может, это и хорошо в целом, но не для нас…

Клод не нашелся, что на это ответить. Он решил, что продолжать беседу не стоит и только углубился в рисование. Понимая, что полноценный портрет требует больше суток работы, Клод мысленно благодарил Абрама за то, что этюдник в основном был наполнен акварельными красками, а в углу было специальное углубление для стакана воды и губки, чтобы смачивать лист. Он рисовал, пытаясь уловить ускользающее очарование девушки, подсвечивая ее каштановые волосы жженой охрой, а губы окрасив кармином. Не прошло и часа, как портрет был готов.

— Очень красиво, — восхитилась натурщица. — Будто это и не я вовсе.

Клод лишь скромно улыбнулся в ответ, готовясь снова погрузиться в свои мысли и воспоминания, но сделать это ему не дали. Стоило девушке отойти, как к нему подошел сгорбленный высохший старичок.

— Да ты никак художник, сынок! — удивился и одновременно обрадовался он.

— Он самый, — согласился Клод и сразу же озвучил цену. — Пять су.

Но клиент уже с радостью опустился на стул, ссыпая мелочь в стакан.

— Нарисуй мне портрет, чтобы хоть было что на надгробии оставить, кроме имени, — попросил он, пробуя немного выпрямиться и приосаниться. Но несколько минут спустя спина его снова сгорбилась и округлилась. — Эх, жаль, жена моя не видит меня сейчас… Да ты, видать, не местный, парень? У нас давно художников тут не появлялось.

— Да, недавно приехал, — кивнул Клод, смачивая новый лист и выбирая самые теплые цвета акварели: гуммигут, сепию и излюбленную желтую охру.

— И как же тебя занесло? — удивился старик. — Тихая гавань из Тремолы так себе. Говорят, Черная лихорадка возвращается — недавно опять нашли труп в Мориламе, а это ох какой дурной знак! Да только мне бояться нечего, моя Вера в прошлую эпидемию ушла, а я, видать, сейчас за ней…

— Давно это было? — участливо спросил художник. Рисовать старика оказалось куда сложнее, чем девушку: паутинка морщинок становилась тем больше, чем больше Клод ее разглядывал.

— Да уж давненько, — закивал он. — Помню, страшное время тогда было. Мы жили на левом берегу — там было хорошее место, только для самых знатных семей. Там было родовое поместье семьи Веры — я ведь сам приехал в Тремолу только из-за нее. Да… Моя семья осталась в Марроне, сколько лет я их не видел? Им не по душе была и Вера, и моя женитьба, мол, не ровня. Но ей было все равно, все равно…

— А дети у вас были? — поинтересовался Клод, выводя орлиный профиль старика на фоне лазурного неба.

— Нет, — он немного покачнулся на стуле и закрыл глаза. — На то была божья воля… На все в этом мире его воля.

— И даже на Черную лихорадку?

Старик широко распахнул глаза и уставился на Клода так пристально, что тому стало не по себе.

— Господь насылает нам испытания, чтобы укрепить веру, — быстро забормотал он. — Это кара! Кара всем безбожникам и еретикам! Только те, кто верует искренне, будут спасены, даже пораженные, — они спасутся в объятиях ангелов!

Клод снова застыл с кисточкой в руках, испытав странное дежавю.

— Я не хотел, — сказал он, но слова были похожи на какой-то слабый лепет. — То есть, да, если вера крепка…

— Вот именно! — старика это будто бы удовлетворило. — Только вера… Вера…

Он снова покачнулся на табурете и едва не упал навзничь, в последний момент спохватившись и открыв глаза.

Клоду было не по себе от его разговоров, поэтому новую тему он развивать не стремился. Едва портрет был закончен, он просто молча отдал рисунок в сухие сморщенные руки старика.

— Ты талантливый парень, — сказал он. — Если смог сюда приехать, то и уехать тоже сможешь. Послушай старика, уходи, пока еще терять нечего.

— Ой, да хватит Вам парнишку-то пугать, — оборвала его грузная женщина, одетая в розовое платье, расшитое бисером, и крепко держащая за руку чумазого парнишку лет шести. — Давайте уже, освобождайте место! — свободной рукой она легонько подталкивала старика, пытаясь усадить на стул свое дитя. — А ты, дорогуша, нарисуй мое солнышко, да красиво чтоб, я тебе деньги плачу! — приказала она Клоду, высыпая монеты в кружку.