Александр Брок - Славные времена [СИ]

Сзади опять захихикали.

- Жить будете при казарме - для гарантии хорошего поведения. Кто себе жены за год не найдет - сами ему найдем, в гавани шлюх хватает, - продолжал я. - Через десять лет - получите королевскую пенсию и катитесь на волю, кто хочет. Кто недоволен - милости просим на каторгу на двадцать лет, туда ворота всегда открыты.

Тут меня, как всегда, понесло. Вероятно, повлияло недоверчивое выражение лиц помилованных.

- Кстати, мои бандиты, - дружески обратился я к абордажникам, - кому море надоест, помните: я - граф Альбер. И у моего отца есть графство Альбер у Драконьих Гор. Там у нас сто шестьдесят тысяч человек живет, но это нам мало. Нам всегда нужны надежные, работящие люди. А ветераны войны, опытные солдаты - тем более. А кто воевал со мной - те особо нужны. В вас я уверен. В ком не был уверен - те в море с акулами купаются, и вы сами их туда отправили...

Тут за моей спиной кто-то тихо охнул. Я продолжал:

- ... и правильно сделали. Предатели и трусы нам во флоте не нужны. Так вот, вас я теперь, после войны, считаю за своих людей. Потому в графстве мой бывший солдат найдет приют, работу, хороший заработок. Чем больше семьи привезете с собой - тем лучше. Не нашли работы - ко мне. Есть враги - ко мне, вас там легко не достанут. Скажем, неудачный поединок - ко мне, укроем, если не от закона. Стал инвалидом - ко мне. Графство своих обеспечит.

Мои моряки смотрели на меня с какими-то неживыми лицами. Они уже начали понимать. Я перевел дух и спросил:

- Все ясно, негодяи, а теперь герои? Вопросы есть?

- Разрешите спросить, господин первый лейтенант, - строго по уставу обратился Марен, один из самых тихих по поведению уголовников, попавший под суд за убийство соперника в любви, и еще трех мужиков, сопернику помогавших. Он пришел в себя раньше всех. - Так значит, нас не будут казнить?

Я хотел сказать еще что-нибудь бравурное, но вдруг выпустил воздух из груди и нормальным голосом ответил:

- Нет, не будут. Вы будете жить. Король считает, что вы в бою заслужили жизнь и медали, а вместо тюрьмы - строгую морскую службу. И я тоже так считаю.

И, снимая свою парадную морскую шляпу с жесткими полями и вытирая взмокший от речи лоб, добавил:

- Я рад, что воевал с вами, ребята.

Ребята - убийцы, грабители, бандиты - молчали, открыв рты. Они, очевидно, долго пытались забыть о заслуженной веревке, ждавшей их в конце отсрочки. Отсрочка называлась войной.

Моряки, стоявшие в рядах позади моих уголовников, начали улыбаться во все лицо, поняв, что происходит. Сзади одобрительно зашумели. Я обернулся и обомлел. Человек пятьсот штатских, в том числе женщин и детей, стояли сзади и внимали каждому моему грубому слову. Надо было выходить из положения. Я повернулся к толпе штатских и, поклонившись, вежливо сказал тоном воспитанного дворянина:

- Прошу прощения, господа, за мой несдержанный язык. Война, знаете ли... и флотские традиции.

В толпе понятливо закивали, зашумели и замахали руками. Но мои моряки так обалдели от неожиданно подаренной жизни, что даже не засмеялись, как обычно делали в ответ на мои шуточки. Я повернулся к ним, и - счастливая мысль - вытянув вперед руку со шляпой, громко провозгласил:

- Да здравствует его величество король!

И они рявкнули, подчиняясь приказу и мигом придя в себя:

- Слава королю! Слава королю! Слава королю!

Слава богам - парад начинался. 'Что стоите, обезьяны? Стройсь!' - привычно рявкнули мичманы, зажимая собой строй с обеих сторон. 'Становись!' - гаркнули офицеры, и я среди них. Мы выровнялись. Запела труба - и пехота впереди нас пошла маршем: сначала мечники, потом пикинеры, за ними тяжелая пехота - гренадеры.

Выглянуло из-за облака солнце, и парадные мундиры засияли шитьем. Ритмично загрохотали барабаны. Это был парад по случаю победы в тяжелой трехлетней войне, так что войск было собрано много. Грянули оркестры, сегодня, в виде исключения, игравшие очень слаженно. Значит, первые ряды уже проходили мимо королевской семьи, принцев крови, герцогов, графов и баронов.

Мы вышли на марш. Я шагал на левом фланге моего сводного взвода сразу за отрядом матросов с лучших крейсеров. Я чувствовал себя победителем, спасителем страны от имперцев. Мои солдаты шли со слезами на глазах, подозреваю, не от парада, а от новостей, но держали они строй и шаг очень хорошо. Не хватало после стольких боев опозориться на парадной площади столицы - подумал я, и сразу с волнением начал уверять себя - не опозоримся, пройдем молодцами. И впрямь, когда первый ряд под музыку флотского марша начал проходить мимо короля, мы шагали ровными рядами, точно в ногу, по-флотски вразвалочку. Под ноги нам бросали цветы. При виде трибун я стал вдруг совершенно спокоен. Я снял правой рукой, как полагалось, форменную шляпу и приложил ее к груди, положив левую руку на парадный палаш. Маршируя, я подчеркнуто твердо, как полагалось офицеру флота, глядел на его величество. Он приветствовал нас рукой, увидев штандарт Черного Флота, наилучшего из флотов, как мы говорили друг другу. 'Слава королю!' - по взмаху моей руки зарычали мои моряки. Лица их стали восторженными - действовал душевный подъем парада.

Вокруг нашей колонны повсюду сияли золотые трубы оркестров. В громе музыки, буханье барабанов и общем реве мы шли мимо усыпанных драгоценностями рядов высшего дворянства. Отец, дядя и знакомые нашей семьи замахали, узнав меня. 'Сергер!' - закричали мама и сестры. Я отвел шляпу от груди и на ходу помахал ею маме. Она, кажется, плакала, видя сына в рядах героев.

Я, всегда ироничный, сейчас чувствовал себя на короткое время - счастливым.

После парада мы маршем шли по городу. Оркестры морской пехоты и флота шагали перед нами, ведя в порт. Толпа ревела, бросала цветы, матери поднимали детей - показать защитников Родины, идущих на корабли с парада. Тяжелая трехлетняя война кончилась.

В казармах я еще раз построил мокрых от парадного марша матросов и официально зачитал им приказ. Затем командир бригады капитан-полковник Латор и я дали положенный по закону час на размышление и собрали письменные согласия. Согласились, конечно, все.

После оформления списка помилованных я выдал матросам 'от себя' денег на праздничную выпивку в казарме, отпросился у Латора к семье до утра и ушел из казарм. Мой слуга Адабан уже ждал с лошадьми у ворот гавани. Я привычно прыгнул в седло, и мы поехали домой.

Морская жизнь кончалась. Осталось только сдать дела и устроить сослуживцам и матросам прощальную пьянку. Два дня назад прошение об отставке из флота было подписано адмиралом Масена, и послезавтра вступало в силу.

С концом войны кончалась и служба. У меня были свои планы на будущее.

Я не буду описывать визит в казармы кавалерийского полка на следующий день. Скажу только, что впервые за всю жизнь меня принесли домой совершенно пьяным. Последующие десять дней в нашем столичном доме были так же тяжелы: к потоку родных и друзей, празднующих конец войны, добавились два обязательных бала в королевском дворце. Там мне пришлось уклоняться от танцев, для чего верные друзья-офицеры умело изображали, что они напаивают меня вдрызг. После потери жены мне не хотелось изощряться в комплиментах фрейлинам, или придумывать вежливый отказ на прямой вопрос какой-нибудь придворной дамы, не могу ли я, герой войны, встретиться с ней в городе - обсудить сердечные вопросы. Я-то знал, что это обсуждение проходит в лежачем положении и без всякой одежды. На эти шалости у меня сейчас не было настроения. Словом, я не оправдывал ожиданий общества, полагавшего, по моей старой репутации, что сейчас я перетрахаю пол-двора, а затем женюсь на дочке одного из герцогов или начну подбивать клинья одной из принцесс крови.