Андрей Респов - Эскул. Небытие: Варрагон. [СИ]

— Эскул? Странное имя. Откуда ты, пилигрим? — неприятный сиплый голос незнакомца раздражал своей вкрадчивостью.

— Ээээ…

— Отвечай, когда тебя спрашивает отец-инквизитор! — нахмурился воин.

— Так родители назвали. Эскул из рода Холиен. С островов я, Великого моря.

— А откуда об обители узнал?

— Так, это, по-разному. Купцы рассказывали, да что там. С детства мечтал помогать больным и раненым. Вот вырос и решил идти в Варрагон… — попытался я добавить сентиментальных ноток в свой импровизированный рассказ.

— Ну, ну. Холиен. Сестры быстро у тебя из башки романтику выбьют, — инквизитор быстро потерял ко мне всякий интерес и, махнув рукой усачу, удалился.

— Привет, Хейген! — к нам подошёл молодой человек приятной наружности с располагающей улыбкой. Его щёгольский камзол и берет с пером чибиса были безупречны. Он слегка поклонился маркитантке.

— Мастер Иезекиль! Рада вас видеть. Как поживаете? — расплылась в улыбке толстуха.

— Вашими молитвами, мамаша, вы к нам надолго? — Иезекиль медленно обошёл кибитку, подняв правую руку ладонью наружу, удовлетворённо кивнул усачу.

— Думаю остаться до весны, мастер. Нам можно ехать, Дитрих? — обратилась она к стражу.

Усач отступил с дороги крикнул:

— Проезжай, старая ведьма! И не забудь, завтра жди в гости!

Фургон тронулся, и по опустившимся плечам мамаши я понял в каком напряжении она находилась до сих пор.

За воротами вопреки ожиданиям не было узких улочек и грязных подворотен. Широкий проспект, мощёный тщательно подогнанным камнем, вел к видневшейся вдали белой стене внутреннего города. По обочинам дороги располагалось множество одно и двухэтажных домов с огородами и приусадебными участками, иногда виднелись даже целые поля с оросительными каналами. Красные черепичные крыши, много фруктовых деревьев, отягощённых плодами, резные флюгеры на башенках мезонинов и печных трубах… Сказочный город.

— Мамаша Хейген. А мы поедем во внутренний город?

— Нет, Эскул, только до стены. Внутрь-рылом пока не вышли. Обитель расположена как раз перед самой стеной и занимает несколько лиг. Там и кельи, и постоялый двор, и больница с приютом. Всё честь по чести. Сам увидишь.

— Забыл спросить, мамаша Хейген, а кто это был там у ворот?

— Это который?

— Молодой франт, вы его мастером Иезекилем звали.

— Ааа… этот. Дежурный маг. Он тут Факультетом Магии поставлен, чтобы в город всякая нечисть не пролезла.

— А какая нечисть, мамаша?

— Ну навьи [20] Навья — дух смерти, дух умершего иноплеменника. Может насылать болезни на людей и домашний скот, а также стихийные бедствия. Является в обличии умершего человека. Поведение его во многом определяется родом его смерти (естественной или безвременной, неестественной) всякие, доппельгенгеры [21] Доппельгенгер — нем. Doppelgänger — «двойник» — двойник человека, появляющийся как тёмная сторона личности в противовес ангелу-хранителю. Не отбрасывает тени и не отражается в зеркале. Его появление зачастую предвещает смерть того, кого копирует доппельгенгер. , вампиры, чернокнижники, личи [22] Лич — англ. lich или lych, или нем. leiche — «труп- в маг-некромант, ставший нежитью, после смерти или вместо смерти». , да много всякой дряни на свете. Герцог и Городской Совет обязали магов за этим следить особо.

— Ну а инквизитор за чем на воротах следит?

— Так известно за чем, Инквизиция в городе учёт ведёт прибывших-убывших, рождение и смерть регистрирует, летопись ведёт. Перед герцогом и отчитывается.

— Вот значит, как, а в моём мире они все больше чистоту веры блюли, ведьм вылавливали, да сжигали на кострах, ересь вытравливали в народе!

— Нет, не за чем им это. Есть Суд Герцога, Суд Городского Совета, Городская Стража. Инспекторы инквизиции официально ведут расследования светских преступлений. Только вот, Эскул, веры то единой в нашем городе нет. Есть церкви Одного, обитель Трёх Сестёр, Очаг Подгорного, святилища Друидов, но последние не в городе, а в лесу. И это я ещё не всех назвала. У Северных чужаков, например, свой бог, морской. Так они святилищ не строят. Только алтарь на каждом корабле.

Не доехав четверть лиги до внутренней стены, мы свернули на прилегающую улочку и подъехали к двухэтажному длинному каменному зданию с узкими оконцами, в которых виднелись разноцветные витражи. Кованая ажурная оплётка дубовых ворот, заросли дикого винограда, достигающие второго этажа. Белёные стены и привычная уже здесь красная черепица.

Толстуха остановила лошадей.

— Жди меня, я скоро, — передала мне вожжи и посеменила к неприметной калитке рядом с воротами. На тихий стук вышла женщина, держащая в руке огромный чугунный фонарь. На улице были уже сумерки и мне не удалось ее как следует рассмотреть. Увидев маркитантку, женщина с фонарём отступила внутрь дома и впустила толстуху, закрыв за ней дверь. «А не бедно живут в обители!» — подумал я, рассматривая убранство дома и оценив художественную красоту ставень. Имелся даже водосток и дренажные канавы вдоль самого настоящего мощёного тротуара. Город всё больше не походил на знакомые мне исторические описания средневековых городов. Неестественная чистота, широкие улицы, инквизиция, объединяющая функции уголовного розыска и миграционной службы! Магия и Религия в одном государстве…, пожалуй, надо быть внимательнее и перестать быть рабом стереотипов. Ошибки могут дорого стоить. Я решил и дальше придерживаться прежней тактики: чаще помалкивать, осторожно спрашивать, внимательно слушать и запоминать услышанное.

Наконец калитка отворилась, из неё вышла Хейген и поманила меня. Я привязал вожжи к крюку на облучке и приблизился к воротам.

— Мария, это тот самый Эскул, о котором я говорила. Холиенн, а это — Прима обители Трёх Сестёр, Мария Золано. Теперь твоя жизнь и будущее в её руках. Я поеду, надо успеть до полуночи занять место на рынке. Завтра вечером навещу тебя, узнаю, как устроился.

Я глубоко поклонился маркитантке и внезапно, по наитию, шагнул к ней, взял её руку и поцеловал. Некоторое время изумлённая толстуха не могла ничего сказать.

— А ты не говорила, Матильда, что твой протеже благородного происхождения, — мягкий грудной голос раздался из темноты дверного проёма, — не будем тебя задерживать, проходите Холиен, не стойте столбом.

Я шагнул в темноту и увидел двух женщин, одетых в рясы таким образом, что были открыты только кисти рук и голова. Волосы у обоих были стянуты в тугие узлы и украшены деревянными заколками с какими-то символами. У одной в руках был уже знакомый мне фонарь, которым она освещала лестницу за своей спиной.

— Следуйте за нами, клирик, — вторая женщина, скорее всего именно она была та самая Прима обители, повернулась и стала подниматься по лестнице.