Ирина Котова - Королевская кровь. Книга 8 [СИ]

Вчера же, едва я закончила говорить с Мартином, в двери постучала моя горничная и сообщила, что его светлость просит меня зайти к нему в кабинет. Спускалась я с неприятным чувством. Кабинет не вызывал у меня приступов любви к миру, а повод для общения и вовсе казался покрытым мраком. Но в кабинете, помимо моего мужа, оказался прямой, как палка, Ирвинс.

Прислуга замка Вейн отрядила дворецкого парламентером. Старый слуга величественно попросил наши светлости исполнить свой хозяйский долг и лично с утра Вершины года раздать прислуге весенники - круглые традиционные пирожки с разными начинками. Сладкая означала, что предстоит хороший год, кислая - грустный, острая - волнительный и так далее.

- Его светлость Кристофер Дармоншир каждый год так делал. Так положено, - сообщил он многозначительно и замолчал, не утруждая себя дальнейшими объяснениями. Люк с сомнением и кривой улыбкой посмотрел на меня.

- Печь их самостоятельно я не обязана, надеюсь? - поинтересовалась я немного нервно.

- Нет, госпожа, - почти снисходительно объяснил Ирвинс. - Повара все испекут. Вам нужно будет только раздать.

Этим мы и занялись с утра до завтрака. К концу церемонии от «благодарю, милорд» и «спасибо, миледи» у меня звенело в ушах. Но слуги сияли и взирали с благоговением. Видимо, для них это было действительно важно.

Я приказала Ирвинсу отослать пирожков детям Софи. Я все еще чувствовала вину за то, что чуть не убила ее. Мне казалось, что я внушаю девочкам такой же ужас, какой внушал мне темный колдун, убивший маму.

За последовавшим праздничным завтраком Люк как хозяин дома и глава семьи одарил весенниками и нас - меня, леди Шарлотту, Бернарда и Маргарету. И на лице Кембритча было ещё больше недоумения и недоверия оттого, что он занимается этими глупостями, чем у меня, когда я взяла пирожок и откусила кусочек.

Мне попался кисло-сладкий с яблочно-клюквенной начинкой, с явным добавлением корицы и капелькой перца. Ничего удивительного. Хотя нет, с моей удачей он вполне мог быть ещё и пересоленным.

В замке происходили изменения. Как-то незаметно появились пожилой врач-гинеколог и акушерка, полная и деловитая инляндка, а утром Вершины года, еще до раздачи весенников, когда я только проснулась и пережила боль от иглы в руке, я выглянула из окна. И увидела, как перед входом в замок разгружают реанимационное оборудование. Не узнать его я не могла, и некоторое время с недоумением любовалась на разгрузку.

- Похоже, Люк предполагает, что я попытаюсь умереть во время родов, - с ехидством сказала я после обеда леди Шарлотте. - Наивный, думает легко от меня отделаться.

В то время когда у меня не кружилась голова и не хотелось томатного сока, я уже могла шутить.

Мы со свекровью уединились, чтобы попить чаю и обсудить предстоящую церемонию. Младшая сестра Люка, хоть и оставалась на праздничные дни в замке, к нам не присоединилась. И сам Кембритч, извинившись, на середине обеда оставил нас одних. Ему звонил глава Дармонширской полиции - в герцогстве, как я поняла, поднялись несколько кладбищ, и Люку обязаны были об этом докладывать, как обо всех крупных чрезвычайных происшествиях.

- Мужчин пугают роды, - снисходительно откликнулась леди Лотта, аккуратно доливая в топленое молоко янтарного чая. - Как нечто, что они не могут контролировать. Вот он и повышает степень контроля в той степени, что ему доступна. Думаю, к концу твоего срока тут врачей будет больше, чем слуг. А оборудования - побольше, чем в любом перинатальном центре.

- Как вы изящно обозначили паранойю, - пробормотала я, не желая признаваться, что меня предстоящее тоже пугает, и она понимающе улыбнулась. С улицы раздались хохот, крики, и мы поднялись, с затаенным любопытством подошли к окну. Чайная комната находилась на третьем этаже, и все было видно.

Там, чуть в стороне от дороги, по которой я мчалась на Колибри, между замком и огромным парком стояло шестиугольное плетеное Дерево сезонов, небольшое, в полтора человеческих роста, все украшенное игрушками и разноцветными лентами. Мы украшали его вчера после встречи с Ирвинсом (дворецкий, почувствовав нашу слабость касательно пирожков, решил извлечь максимум пользы), церемонно прикрепив парочку лент и уступив право дальше развлекаться слугам. А ныне рядом с Деревом сезонов на выпавшем с утра снежке, под солнечным небом, боролись герцог Дармоншир и будущий граф Мелисент-Кембритч, если я правильно поняла порядок наследования. А если попросту, то Люк и Берни. Полуголые, веселые. Одежда их валялась рядом. К моему удовольствию, Бернард периодически возил старшего брата в снегу. Впрочем, это никого не останавливало.

Я разглядывала мужа и кривилась от горечи. Тело у него было превосходным. Я любила его тело и слишком хорошо помнила его. Как и то, почему я больше не могу к нему прикоснуться.

Метрах в пяти от них скорбным изваянием застыл Ирвинс - тепло одетый, с подносом в руках. На подносе исходил парком кувшин с чем-то горячим (или горячительным) и стояло несколько стаканов и открытых бутылок вина.

Берни в очередной раз обхватил Люка за пояс, завалил его на землю, но тот как-то хитро подставил подножку, и они вдвоем покатились по снегу. Леди Лотта наблюдала за этим с едва заметной улыбкой терпеливейшей из матерей, мне же хотелось одновременно злиться и хихикать. Злиться - потому что как смеет он развлекаться, когда кругом виноват? И когда мне так плохо?

С каким-то нездоровым упорством ковыряя рану, которая и так и не думала заживать, я в понедельник, после нашей стычки в столовой, замазав кремом саднящие губы, нашла в своих вещах и впервые прочитала досье Люка. Закончила чтение глубокой ночью, закончила и сожгла папку, трясущимися от злости и ревности руками выдирая листы и кидая их в камин.

«Вступил в интимную связь с женой подозреваемого», чтобы добыть информацию, и «блестяще раскрыл дело», «предложил покровительство» какой-то оперной певичке, дабы уничтожить компромат на одного из министров, хранящийся у нее, «сошелся с дочерью Валенского» и раскрыл заговор против короны… Десятки дел, и почти в каждом - какая-нибудь женщина, с которой он спал. И это только по работе. А сколько их было у него помимо службы в Управлении? Сотни?

Я понимала, сколько пользы он принес стране, и будь это кто-то другой, я бы точно зачитывалась сухим казенным описанием его подвигов взахлеб, будто приключенческим романом. Но это был он, мой Люк. Мой!

«Это я, - говорил он мне, - я такой и есть, Марина».

Да, только раньше я легко закрыла на это глаза и заранее простила ему его прошлое. И сейчас прекрасно понимала, что взялась за досье, дабы укрепиться в своем решении. Потому что иногда накатывали минуты слабости, и мне хотелось прийти к нему, прижаться и забыть обо всем.