Ольга Романовская - Гранит науки и немного любви [litres]

После подписей в регистрационной книге подняли вопрос о смене фамилии. Маргарита, как предупреждала, ответила отрицательно, но тут же переменила решение, взяв двойную. Ксержик оценил.

Кольца, поцелуи – и вот мы идем в храм, принести дар богам.

Алоис лучился от счастья, собственнически обнимая Маргариту и всем демонстрируя кольцо на ее пальце. Приглядевшись, заметила, что его украшал подаренный Шкваршем камень. Надеюсь, Ксержик заговорил кольцо от воров, а то снимут вместе с пальцем.

– Поздравляю! – Я одной из первых протиснулась к молодоженам. Подумала и чмокнула Алоиса в щеку. Тот недовольно заворчал, но для виду. – Желаю счастья, здоровья и долгих лет совместной жизни.

– Не беспокойся, умрем в один день, – шепнула ректор и тоже подставила щеку для поцелуя. – Я теперь твоя мачеха, так что…

Почтив Марру и Оликеса, приступили к празднику живота. Пировали в школе, умяв такое количество еды, что хватило бы на месяц деревне. Мой торт пошел на ура. Довольно улыбнулась, заметив, как Ксержик украдкой облизывает пальцы. Сладкоежка!

Отныне думала об Алоисе с теплотой. Он, кажется, обо мне тоже. Попробовать назвать отцом? Сегодня праздник, а я немножечко, но помогла. В итоге не стала. Велено при своих, значит, при своих.

Наутро все поднялись поздно. Молодые и вовсе выползли к обеду в одежде, далекой от парадно-выходной. Ксержик молчаливо хлебнул из чайника, покосился на меня и рухнул на табурет. Прикрыл глаза и замер в прострации. Маргарита выглядела довольной и помогла мне по хозяйству. Покосившись на мужа, она, дразня, укорила:

– Стареешь!

– Наследства нет, с замужеством просчиталась, – парировал Алоис, рывком придав телу вертикальное положение. – На развод подашь?

– Даже не надейся! – Маргарита чмокнула его в нос и усадила обратно. – Я шучу, милый. Ты самый лучший, иначе бы никогда не стала госпожой Ксержик.

– Тайо-Ксержик, – ворчливо поправил Алоис, растекшись под ее пальцами. Ректор, улыбаясь, продолжала массировать ему плечи и шею. – Там, в подполе, сок яблочный и клюквенный морс. Девочки Шаолены принесли. Выпей, полегчает.

О, у некроманта похмелье! Никогда бы не подумала!

Пригляделась: да, лицо помятое, волосы всклокоченные, на покойника слегка смахивает. До первой брачной ночи-то дошло или жених спать в сапогах завалился? Ему бы рассольчика, а не морса. И побольше ласк жены: та, воркуя, занялась затылком супруга. Предложила оставить их одних, но оба в один голос заявили, что уж кто-кто, а я не третий лишний.

Пообедав, заговорили обо мне. Выяснилось, в Вышград доберусь самым удобным способом: магистр Лазавей согласился переместить в пространстве.

– Сам предложил, заметь, – с хитрым видом заметил Алоис. – Добровольно взял на плечи тяжелую ношу.

– Угу, когда намекнул на замерзшую кровиночку в сугробе, – поддела Маргарита.

Ксержик уставился на нее, как на вошь, и брезгливо переспросил:

– Кровиночку? Это она? – кивок в мою сторону. – Я себя так не называю, Ара.

Под напором супруга ректору пришлось признать: данное слово Алоисом не произносилось. Сугроб, овраг и обглоданные кости были.

– Может, останешься? – Маргарита помешивала чай ложечкой, а второй рукой гладила мужа. – Я тебя по предметам подтяну, Алоиса напрягу.

– Она няньку ищет, не слушай, – щурясь, разомлевший от еды и исполнения желаний, добродушно предупредил Ксержик. – По мне, в академии тебе лучше. Вовсе не потому, что с глаз долой Гедеш на сердце спокойнее. Тяжело тут, не выдержишь. Опять же в столице друзья, до родни ближе, климат лучше. Захочешь, приезжай в любое время, не прогоню, – расщедрился блудный родитель.

– А писать можно? – расчувствовавшись, приложила платочек к глазам.

Вот ведь!.. Он подлец, он изнасиловал и бросил мать, издевался, наглый хамоватый тип. Сама по роже мечтала дать, а теперь глаза на мокром месте.

– Можно, если не о сердечных драмах, – милостиво разрешил Алоис.

– А отцом называть?

– А-а-а-гния, мы же все обсудили! – нахмурился и мгновенно ощерился Ксержик. – Нельзя. Твой отец с матерью живет.

Не стала спорить: бесполезно, но тут вмешалась Маргарита.

– Да приласкай ты девчонку хоть раз! – Она сердито толкнула мужа в бок. Не ожидавший подобного Алоис подскочил. – Сидит тут, выкобенивается. Не отец он ей, видите ли! А кто? Любой суд признает, Агния – твоего поля ягода. Ну, Алоис, я жду.

Ректор подбоченилась и поджала губы.

Ксержик нехотя поднялся из-за стола, глянул на меня исподлобья и удостоил поцелуем в лоб. Так только с покойниками прощались, в довершение папаша даже губы тыльной стороной ладони вытер. С чувством выполненного долга он вернулся к жене и заявил: сделал все что мог.

– Да-а, на севере не жарко!

Магистр Эдвин Лазавей отряхнул от снега меховую куртку и переступил порог ректорского кабинета. Шапку он снял еще в коридоре и теперь сложил в нее перчатки. На щеках магистра розовели морозные пятна, но сам он выглядел бодро, словно и не ходил через пространство. Значит, здоров, полностью восстановился после бегства от священников.

Стояла и тщательно прятала улыбку.

Так рада его видеть! Сама не ожидала. Едва вошел, зачесались ладони, стало разом неуютно, хотя особой стеснительностью не отличалась. А до… Помню, сколько раз бегала смотреть в окно, не мелькнет ли во дворе Школы иных знакомая фигура.

Безусловно, хотелось скорее вернуться в столицу, но, как выяснилось, желание увидеть Эдвина Лазавея тоже присутствовало.

– Доброго дня, госпожа Тайо, – сдержанно поздоровался магистр. – Пламенный привет от госпожи Тшольке. Она заверяла, вы вместе учились.

– Короткая у вас память, Эдвин, – расплылась в улыбке Маргарита и налила гостю чаю. От заварника шел ароматный пар, от которого сразу потекли слюнки. – И я ведь вас застала. Факультатив по материализации, третий курс.

Лазавей поблагодарил за чай и, блаженствуя в тепле, устроился на стуле. Сделав глоток, магистр расстегнул куртку и пожал плечами.

– Не спорю, могли вести пару месяцев перед назначением.

Ректор неодобрительно покачала головой.

– Стыдно, господин Лазавей! Провалы в памяти случаются у столетних старцев, а вы молоды и полны сил. Вспоминайте!

Эдвин отставил чашку и задумался.

Маргарита нетерпеливо постукивала костяшками пальцев по столу.

– Простите, госпожа Тайо, – в устах взрослого мужчины подобное покаяние звучало потешно. – Мне следовало бы запоминать имена преподавателей.

Ректор фыркнула. «Эх, молодость!» – говорило выражение ее лица.

Меня занимали иные вещи. Например, сколько же Осунте лет? Она училась на одном курсе с Маргаритой, значит, ей под сорок. И бегает за теми, кто моложе ее.