Тай Сазерленд - Восхождение Луны [litres с оптимизированной обложкой]

Солнышко говорила, что песчаные – удивительно музыкальное племя… хотя поющего Вихря представить, пожалуй, трудновато. Ха-ха, вот бы ледяной что-нибудь спел! Такой мрачный красавчик с обиженной мордой, ха-ха! А вдруг и правда споёт?..

Ой, не забыть бы только показать Тамарин те кусты с ягодами… Когда же появится Ореола?»

Отделять мысли Кинкажу и заталкивать в капли монотонно шуршащего дождя оказалось не так уж трудно, но только поначалу. Обернувшись к подруге, радужная улыбнулась, вспыхивая розовыми пятнами: «Странная она, Луна! На вид тихоня, а внутри – ого-го!»

«Когда их мысли о тебе самой, отвлечься трудно, – заметил голос. – Легче всего, когда думают много драконов сразу, особенно в переполненной пещере, а если разговаривают двое, то сложнее. Тут нужно привыкнуть».

«Я постараюсь», – обещала Луна. Бок о бок с Кинкажу она подлетела к входу в огромную пещеру, окунаясь в гул чужих голосов и мыслей:

«Как есть хочется!»

«Ну почему я должна жить с ней вместе?»

«Разве такое едят?»

«Если этот земляной будет так чавкать…»

«Тем, кто не дрался на войне, легко рассуждать о прощении!»

«Да ну эту папайю, дрянь какая-то… Нет, вообще-то я люблю папайю, но эта какая-то пресная, вода одна. Да, водянистая какая-то, никакого вкуса… Скорее бы на солнышке поспать… Надо поискать другую папайю, может, лучше попадётся… А если такая же пресная?»

Последние мысли явно принадлежали Кокосу, и Луна сразу принялась заталкивать их в дождевые капли. Получилось! Она подождала, чтобы увериться, и весело крутанулась в воздухе, приземляясь на уступе скалы.

– Что это ты вдруг так расцвела? – удивлённо рассмеялась Кинкажу.

– Да так, вспомнила кое-что, – беспечно махнула она крылом.

Скучные рассуждения Кокоса – это легко, они и так особо не мешали. Надо попробовать кого-то другого…

«Ласт рыбу притащил! Три луны, как же жрать охота!» – послышались мысли с другой стороны.

А ну-ка… Ура! Голодные мысли морского дракончика послушно отдалились, сливаясь с монотонным шорохом дождя.

«Замечательно! – подумала Луна. – Спасибо за науку!»

«Чтецы мыслей учатся этому, едва выйдя из яйца, – объяснил голос в голове, – иначе свихнуться можно. Просто чудо, что тебе удалось остаться сравнительно нормальной».

«Очень смешно, – фыркнула она. – На самом деле, я почти всё детство провела одна, никто меня особо не беспокоил. Голоса туканов и ленивцев не в счёт».

Она вновь поймала любопытный взгляд Кинкажу.

– С тобой всё в порядке? – спросила радужная. – У тебя такой вид, будто твоя голова пошла гулять по небу сама по себе.

– Как это? – не поняла ночная.

Кинкажу налилась чернотой с пурпурным отливом, сморщила нос и уставилась стеклянным взглядом на вершину горы.

– Хвосты и когти! – хихикнула Луна. – Только не говори, что я в самом деле такая.

– Рыба! Рыба! – радостно загомонили драконята, когда взрослый морской опустил в центре зала тяжёлую сеть с уловом. Длинные серебристые рыбины высыпались и запрыгали по полу. Едоки дружно накинулись на них.

С опаской обогнув суматоху мельтешащих крыльев и хвостов, подруги направились к знакомому берегу ручья, где ночная принялась разделывать когтями пойманного козла, а радужная накинулась на груду фруктов.

«Капли, всё это дождевые капли, – внушала себе Луна, борясь с гомоном чужих мыслей, – шум дождя и больше ничего». Она так увлеклась, что чуть не подпрыгнула на месте, когда рядом вдруг опустился Вихрь.

– Извини, – начал он, вежливо приподняв крылья, – просто ты предлагала поделиться… Нет, если передумала, всё в порядке, я и за рыбу могу пойти побороться.

«Снова рыба, фу, – продолжал песчаный дракончик уже про себя, – никогда я не привыкну совать в глотку эту склизкую водяную еду… Только бы ночная не решила, что я сам не могу прокормиться… может, лучше было потерпеть?»

– Ну что ты, конечно, угощайся! – Она оторвала половину туши и подвинула ему.

– Ты не подумай, я запросто мог бы отбить у них рыбку-другую, – заверил он. – Если в дождевом лесу хорошо охотиться, то у нас в Гнезде скорпионов учатся воровать, драться и попрошайничать – особенно если ты дракончик, которого не любят в собственной семье. Отвлечь торговца и стянуть у него жареного верблюда – легче лёгкого.

– А почему тебя не любили?

– Ну… – Вихрь на миг смутился. – Они никого не любят… ладно, ерунда.

Луна поняла, что первые три года жизни это уж точно не было для него ерундой. В потоке стремительных мыслей песчаного мелькнул образ огромной жёлтой драконихи со змеиным узором на спине, шипящей на крошечного Вихря и двоих драконят постарше. Вот брат с сестрой бьют его, наставляя хвосты с отравленными шипами, чтобы отобрать жалкую горсть фиников, а старый песчаный дракон молча наблюдает, злобно сверля молодёжь угольно-чёрными глазками. А вот маленький Вихрь предлагает матери украденный кокосовый орех в надежде задобрить и получает в ответ пинок – за слабость. Такие картинки никак не впихнуть в капли воображаемого дождя.

– Мне очень жаль, – произнесла она и тут же охнула от внезапной боли, ощутив новое вспыхнувшее видение.

Не образ из чьей-то памяти, смутный и перемешанный с чужими мыслями, а настоящее видение из будущего – яркое, чёткое и болезненно-пронзительное. Над Вихрем возвышается тот же старик песчаный со свирепо оскаленной пастью, позади него угрожающе маячат уже совсем взрослые брат и сестра с медальонами на шее, на которых вырезана какая-то птица. Вихрь – в боевой стойке, хвост с ядовитым шипом поднят над головой и направлен вперёд, – выкрикивает: «Где она?», встречая презрительные ухмылки.

– Эй! – услышала она, приходя в себя. – Луна, что с тобой? Всё в порядке?

Она моргнула, стряхивая остатки видения. Серые каменные стены обеденного зала вновь обрели чёткость. Вихрь заботливо держал её за лапу, яркий солнечный свет падал снаружи, зажигая золотые искры в его янтарной серьге. Мысли песчаного были полны любопытства и тревоги.

– Ничего страшного, – вздохнула она, – не волнуйся. Просто голова заболела, уже прошло. Извини, что ты говорил? Про свою семью.

«На самом деле интересуется, – подумал он, – или отвлекает от себя? Подозрительно. Голова просто так вдруг не заболит… Тёрн лечила голову корнем серебряной травы, поискать, что ли, для Луны?.. А что до моих родственников – зачем ей знать эти гадкие подробности… Всё прошло, всё рассеялось, как песок на ветру».

Он равнодушно пожал крыльями.

– Я с трёх лет у Вольных когтей, и мать была рада от меня избавиться. Да я и сам рад без памяти, что никогда их больше не увижу.

«Ошибаешься», – подумала Луна. Если верить видению, родственники песчаного дракончика ещё до него доберутся. Что им от него может понадобиться? Кто тот старик, и кто такая «она», про которую спрашивал Вихрь, – его мать? А может, Тёрн? Как жаль, что нельзя предупредить его о будущем!