А Говард - Корона Подземья

– Прости, красавица, – говорит Морфей, обращаясь к Таэлор, но не сводя с меня глаз. – Алисса сама пришла сюда за мной. Ну и нам пришлось познакомиться поближе.

У Таэлор отвисает челюсть. В ее карих глазах я вижу шок и ненависть.

Схватив рюкзак, я выхожу и на мгновение задерживаюсь на пороге, лицом к ней.

– Это не то, что ты думаешь.

Наконец она закрывает рот и мрачно улыбается.

– С тобой никогда не поймешь. Ты и Джеба одурачила. Маленькая невинная девочка.

В словах Таэлор столько яда, как будто она намочила язык в мышьяке.

За ее спиной маячит крылатый силуэт, который виден только мне. Морфей слегка кланяется, как кукольник, представляющий очередную марионетку. Таэлор целый год мечтала отомстить мне за то, что я увела у нее парня, и Морфей нашел идеальный способ сделать так, чтобы никто не вмешался в его планы принести меня в жертву.

В груди всё горит. Убедить Таэлор в моей невиновности невозможно, поэтому я просто иду к лестнице, сосредоточенно переставляя ноги и пытаясь не обращать внимания на их разговор. Я и так знаю, что Таэлор выпытывает у Морфея, насколько близко мы с ним знакомы. Если он хотел найти невольную сообщницу, то не мог сделать лучший выбор; к тому же Таэлор первая сплетница.

К концу перемены случившееся в душевой станет достоянием всей школы. К концу уроков об этом услышит Дженара. А к вечеру Джеб узнает про мой грязный секрет, которого на самом деле не было.

На восьмом уроке (рисование) мы работаем в группах – делаем украшения для выпускного. Наша задача – создать декорации «волшебного леса» для фуршета и фотографической кабинки.

Семье моего одноклассника принадлежит яблоневый сад; они подарили школе почти три десятка шестифутовых «деревьев», сделанных из раскидистых веток. Последние две недели мы красили их в белый цвет, посыпали блестками и втыкали в керамические горшки, полные прозрачных стеклянных бусин.

Было весело. До сих пор.

После того как Таэлор застала нас в душевой, я не в силах присоединиться ни к одной из групп. Вот результат моего отшельничества. Никто меня как следует не знает – никто вообще меня не знает – и не выступит в мою защиту, когда поползут слухи.

Я делаю вид, что мне нехорошо от запаха краски, и, сидя в одиночестве за своей партой в углу, отправляю сообщение Джебу. На уроке не разрешается пользоваться мобильником, но мистер Мейсон на минутку вышел. Его временный заместитель то ли боится старшеклассников, то ли ему просто наплевать: я не единственная в классе, кто держит в руках телефон.

Я пытаюсь принять некоторые меры защиты – пишу Джебу, что странным образом столкнулась с новеньким, и прошу не сердиться, пока я сама всё не объясню.

Дженаре я отправляю такое же сообщение.

Они с Корбином удрали с уроков сразу после большой перемены, чтобы отправиться на презентацию к его маме. Но это лишь вопрос времени: скоро кто-нибудь напишет Дженаре или позвонит, чтобы рассказать последние новости. Пусть уж она сначала услышит обо всем от меня.

В классе летает муха. Она садится на мое плечо и шепчет, щекоча мне ухо:

«Исправь ошибку, Алисса. Цветы в опасности. Останови их».

Я осторожно смахиваю муху. Надоели невнятные загадки. У меня и без того достаточно забот.

За партой напротив слышится хихиканье. Четыре девочки, на класс младше, отводят глаза, когда я смотрю на них. Они притворяются, что заняты фонариками, которые мастерят из пропитанных клеем кружевных салфеток и белых чайных свечек. Две салфетки надо связать вместе, чтобы получился домик. Хихиканье усиливается. Это та самая компания, которая глазела на Джеба в прошлую пятницу, когда он приехал за мной на мотоцикле. Я не знаю, обсуждают ли они то, что, предположительно, делали мы с Морфеем, или говорят, какая я дура – обманывать такого шикарного парня, как Джеб. В любом случае начиная с пятого урока тема всех разговоров – я.

Шея и щеки у меня горят.

Телефон гудит. Я читаю ответ Джеба.

«С новеньким? Поподробнее плз».

Он то ли ревнует, то ли торопится.

Прикусив губу, я пишу то, что придумала во время прошлого урока: «Оказалось, его родители хорошо знают лондонских Лидделлов. Всё объясню, когда ты за мной приедешь».

И не просто объясню. Я создам мозаику в присутствии Джеба. Пусть увидит магию моей крови в действии. А потом, когда Джеб придет в себя от испуга, может быть, мы вместе придумаем, как избежать встречи с Червонной Королевой и защитить тех, кого любим.

Телефон вновь гудит.

«Не могу сегодня, интервью перенесли на вечер. Попроси Джен!»

О нет. Обидно до слез. Я готова попросить Джеба, чтобы он бросил всё и приехал ко мне теперь же, но, прежде чем я успеваю написать эсэмэс, открывается дверь и входит мистер Мейсон. Полкласса торопливо прячут мобильники. Мистер Мейсон что-то негромко говорит заместителю и отпускает его.

Сев за стол, мистер Мейсон вытаскивает из ящика каталог художественных принадлежностей. Подавив желание съежиться за партой и слиться с окружением, я вскидываю руку. Подняв глаза в розоватых очках, учитель замечает меня и жестом просит подойти.

Я выхожу из-за парты и замираю, услышав какое-то шипение. Точно такой же звук издавал клоун в душевой. Словно закоченев, я поворачиваюсь и вижу в дальнем углу двух девушек, которые красят «дерево» белой краской из баллончика.

Я продолжаю двигаться вперед. В животе у меня всё переворачивается, когда девчонки вновь принимаются хихикать. Их взгляды словно обладают свинцовой тяжестью: мои шаги становятся тяжелыми и неуклюжими.

Мистер Мейсон смотрит на меня и поправляет очки.

– Алисса, я хотел поговорить с тобой про твои мозаики.

Я киваю и указываю на шкаф.

– Да. Может, завернем их в бумагу и я отнесу всё домой?

Он удивленно открывает рот, но тут же приходит в себя и встает, опираясь на стол.

– А твоя мама тебе не сказала?

– Что именно?

– Она позвонила мне из больницы. Она захотела посмотреть твои работы, поэтому я отвез их ей в субботу вечером.

На шее у меня начинает биться жилка. «Кто рассказал маме про мои мозаики?» Сердце колотится еще быстрее, когда я представляю, что мама увидит разрушения, учиняемые Червонной Королевой.

– Значит, мозаики у мамы?

– Только три. Они слишком тяжелые, чтобы донести от машины все сразу. Я отнес в дом часть, вернулся за остальными… и оказалось, что они пропали. Кто-то их украл.

От цинизма случившегося я леденею и думаю про клоуна и про сон, полный паутины. За этим наверняка стоит Морфей. Неважно, признается он или будет всё отрицать. Значит, он был в больнице, наблюдал за мной из темноты, дергал за ниточки. Он, наверное, слышал телефонный разговор мамы и мистера Мейсона. А значит, Морфей украл три мозаики и знает, что остальные три – у мамы. Поэтому он и попросил меня принести их – за здорово живешь. Снова этот гад лезет мне в голову.