А Говард - Корона Подземья

В машине пахнет кальяном, и от этого мое раздражение только усиливается. Я вставляю ключ и поворачиваю его, затем изучаю приборную панель, блестящие серебристые экранчики и прочие прибамбасы.

Морфей бросает рюкзак за мое кресло и присаживается рядом, придерживая дверь у себя над головой и шаркая ногами по асфальту.

– Ты серьезно? Половина твоих работ пропала?

Я вздыхаю и включаю радио, наблюдая, как оживает экран размером с айпад.

– Ради бога. Мы оба знаем, что ты был в больнице и шпионил за нами.

Из динамиков рвется альтернативный рок. Ритм упрямый и яростный, он соответствует моему настроению. Я нажимаю на кнопку, чтобы убавить звук.

– Ты подождал, пока мистер Мейсон занесет в дом первую половину мозаик. Тогда ты стащил остальные. Кто еще мог вскрыть машину так, чтобы сигнализация не сработала?

– Черт, – ворчит Морфей.

Меня обдает порывом воздуха, когда он резко отталкивается и встает. Я наблюдаю, как Морфей поспешно обходит машину, но тут мой взгляд привлекает искусственный хвост енота, который висит на зеркальце заднего вида. Он отливает то черным и рыжим, то оранжевым и серым, слегка покачиваясь на ветерке, который дует сквозь открытые двери. Этот хвост кажется смутно знакомым. Я хочу до него дотронуться, но тут Морфей втискивает свое длинное тело на пассажирское сиденье и нажимает кнопку, заставляя двери закрыться. Потом он снимает шляпу и бросает солнечные очки на приборную доску.

Я даже не успеваю ничего сказать, когда он кладет мою руку поверх ключа зажигания и заставляет его повернуть. Мотор включается, издав урчание, которое отдается в моих икрах и бедрах. Гигантский зверь, готовый повиноваться приказу.

Я в замешательстве смотрю на Морфея.

– Мы нанесем твоей маме визит, – говорит он. – Поехали.

Я не собираюсь спорить. Я тоже хочу поговорить с мамой насчет мозаик, хотя не уверена, что стоит это делать в присутствии Морфея. Хотя она и не такая хрупкая, как кажется, я сомневаюсь, что она останется спокойной, увидав его.

Я выкатываю с парковки и еду по главной улице, которая ведет через жилые районы. Примерно через полмили начинается пригород, с извилистыми грунтовыми дорогами и железнодорожной веткой. Этим путем до моего дома далеко.

Но у меня будет время расспросить Морфея о волшебных мозаиках и о том, почему они так важны для него и для спасения Страны Чудес.

Холодный воздух из кондиционера треплет мои волосы. Я поправляю зеркало заднего вида, чтобы было видно пассажирское кресло, где сидит Морфей. Переливающийся хвост енота качается туда-сюда, пока я еду.

Я останавливаюсь на перекрестке, где больше никого нет, и поворачиваюсь к своему пассажиру.

– Значит, ты пытаешься мне внушить, что никак не связан с пропажей мозаик.

Морфей молчит. Он смотрит прямо вперед, напрягшись, и держит шляпу на коленях. Он явственно что-то скрывает. Продолжая смотреть на него, я начинаю отпускать тормоз. Морфей предостерегающе кладет руку мне на колено и указывает вперед.

По переходу едет ребенок на трехколесном велосипеде. Мое сердце начинает бешено колотиться, руки, вцепившиеся в руль, тяжелеют. Меня охватывает паника. Я бы сшибла этого малыша, если бы Морфей не вмешался. Я могла его убить…

– Не понимаю, – шепотом говорю я, чувствуя, как пульс возвращается к норме, когда ребенок, целый и невредимый, въезжает на тротуар.

– Чего ты не понимаешь, любовь моя? – спрашивает Морфей, не сводя с меня угольно-черных глаз.

– Ты мог бы позволить мне переехать этого мальчика. Он ведь тебе совершенно не нужен. Ничего не стоящий смертный. Вроде Финли.

Он принимает привычный небрежный вид.

– Не хотелось пачкать машину.

Потрясенная его бессердечием, я моментально забываю, что нахожусь на перекрестке. Нам кто-то сигналит, и я жестом показываю: «Проезжайте».

– Ты совсем не знаешь сострадания? – хмуро спрашиваю я, глядя на отражение Морфея.

Он смотрит на меня в зеркале и тоже хмурится. Его рука по-прежнему лежит на моем колене, тяжелая и теплая – я чувствую это сквозь лосины.

– Можешь отпустить, – говорю я.

Морфей на мгновение сжимает пальцы, прежде чем убрать руку.

– Внимательнее. Водить машину – это большая ответственность.

– Как скажешь, бабуля, – говорю я и тру ногу, чтобы уничтожить следы его прикосновения. – Я за рулем гораздо дольше, чем ты. И еще жива.

Я направляюсь к жилым кварталам, и в голове у меня возникает план. Осознание того, что Морфей ценит свою машину выше человеческой жизни, – полезный козырь.

Появляется вывеска – «Роскошь и доступность: теплые винтажные дома». На заброшенной стройке в небо вздымаются остовы крыш. Издалека доносится свисток поезда… печальный одинокий звук.

– Мы едем куда-то не туда, – замечает Морфей, и я слегка улыбаюсь.

– Да? Ну, я решила немного поиграть, – говорю я, поддразнивая его. – Ты всегда говорил, что игры – это весело.

Свернув на первую же грунтовку, я жму на газ.

Морфей застегивает ремень безопасности и хватается за приборную доску. Костяшки пальцев у него белеют.

– Эта игра мне как-то не очень нравится.

Драгоценные камни у него вокруг глаз слабо вспыхивают темно-синим цветом беспокойства.

Я жму на газ сильнее. Стрелка спидометра переползает с отметки 23 на 76 меньше чем за минуту. Вокруг вздымается пыль. Я бесчисленное множество раз носилась по этой дороге на мотоцикле с Джебом. Здесь нет копов. Грунтовка пустынна и несколько миль, до пересечения с железной дорогой, идет прямо. Идеальное место для бешеной гонки. Я снова давлю на педаль, и стрелка перескакивает на 80.

– Блин, Алисса! – Морфей одной рукой цепляется за дверь, а другой за приборную доску. – Осторожно!

Машина влетает в выбоину и подскакивает. В животе всё скручивается, когда нас заносит. Папа учил меня водить в гололед, и его уроки оживают в памяти. Я выворачиваю руль в сторону заноса и через несколько секунд возвращаю себе контроль над машиной.

Морфей хватает ртом воздух, а я стараюсь не улыбаться, слыша это. Мы влетаем в еще одну яму. Передний бампер ныряет, рассекая высокую траву на обочине. Чертополох скребет по днищу, как ногти по стеклу, пока машина скачет по неровной поверхности.

Морфей взвизгивает.

Когда мы возвращаемся на дорогу, я смотрю на него в зеркало заднего вида. Его драгоценная шляпа скомкана и прижата к груди. Если он так волнуется из-за царапин и вмятин, почему не заставит меня остановиться и не отберет ключи?

Тут я понимаю: Морфей не просто боится за машину. Это неподдельный ужас.

Вот почему он позволяет другим водить «мерс». Сам он боится. Приняв обличье Финли, Морфей не может использовать крылья или превратиться в махаона. Ему никогда не приходилось полагаться только на собственные силы при перемещениях, и он не в состоянии рассчитать силу инерции, сидя в машине. Он чувствует себя так, как будто сидит в бочке, которую спустили с утеса и которую нельзя остановить. Значит… лучше посадить за руль того, кто знает, что делает.