А Говард - Корона Подземья

Я провожу пальцами по спутанным волосам, поражаясь тому, какой у меня дикий вид.

Я настоящий подземец: узоры на лице, блестящая кожа, растрепанные, непослушные волосы, которые шевелятся, как живые.

А самое потрясающее – за моей спиной вздымаются крылья. Они сверкают, точно покрытые инеем. Сочетание драгоценных камней и паутины.

В прошлом году я стояла здесь, боясь превратиться в то, кем считала маму, – в сумасшедшую, затянутую в смирительную рубашку и запертую в палате с мягкими стенами. Теперь я совершенно другой человек, наполовину подземец, наполовину смертная. Но вопросов меньше не стало.

Кто я такая на самом деле? Мощное, но сломленное существо, как моя мать? Или нечто большее? Королева, которой предназначено править Страной Чудес, бок о бок с самым загадочным и надоедливым из всех ее обитателей, и однажды родить сына, который каким-то странным образом послужит спасением для безумного подземного мира?

Нет. Не могу. Я опускаю взгляд. Хватит пялиться в зеркало. Хватит строить догадки. Я потрясена, точнее, охвачена ужасом при мысли о том, что моя жизнь уже настолько изменилась. И я не в состоянии уложить в голове, что она вот-вот кардинальным образом изменится вновь.

Нужно вспомнить хоть о чем-то нормальном. Устойчивом. Джеб воплощает то и другое. Надо помочь ему и самой вернуться к реальной жизни. Жизни, в которой между нами больше не будет тайн.

Одеваться с крыльями нелегко, но тянущаяся ткань облегчает дело. Когда я возвращаюсь в магазин, Джеб стоит, привалившись к стене, с растерянным видом, хотя, кажется, ему не страшно и не больно.

Сердце у меня подскакивает, когда я вижу его в полном сознании, пусть даже он и в полудреме.

Морфея нигде нет, а угол, где висит «Ворон», неуловимо изменился. Я пытаюсь понять, в чем дело, но тут в магазине слышится какой-то шорох, и я догадываюсь, что Морфей пошел туда, вероятно, чтобы проверить наличие зеркал на стенах. Надо бы позаботиться, чтобы какой-нибудь случайный прохожий не заметил его в окне, но я так рада, что мне наконец выпала возможность поговорить с Джебом. Пока что я не в силах от него оторваться. Вчера у нас наконец состоялся хороший разговор, но это как будто было давным-давно.

– Джеб…

Он вздрагивает, заметив меня. Теперь, когда Джеб стоит, черный блейзер, распахнувшийся спереди и обнажающий грудь, смотрится на нем еще лучше. Полы спускаются до бедер. Джеб отталкивается от стены и смотрит на меня, как на картину. Под его пристальным взглядом я ежусь, не зная, как реагировать на это после того, что случилось совсем недавно. Он, конечно, не причинит мне вреда, но…

Джеб осторожно подходит, как будто я – робкое животное, которое может испугаться и сбежать. Или – не я, а он.

Я не двигаюсь с места. Придется как-то замаскировать крылья и узоры на лице, прежде чем мы отправимся в Лондон, но сейчас я не желаю их прятать. Хватит.

Я вздрагиваю, когда Джеб тянет руку к моей шее.

– Эл?

И я таю. В его голосе только нежность и любовь, к которым я привыкла. Во взгляде нет ни кровожадности, ни безумия. Я с разбегу обнимаю Джеба – именно так, как мне хотелось в ту секунду, когда он вошел в домик.

Джеб пятится, но все-таки ему хватает сил. Он подхватывает меня и обнимает в ответ, пытаясь пристроить руки там, где нет крыльев.

– Сегодня получилось по-другому, – шепотом говорит Джеб; кажется, он не особенно взволнован или испуган. – Раньше мне никогда не снилось, чтобы это было в магазине.

Я отстраняюсь и с улыбкой смотрю на него. Морфей не шутил, когда сказал, что Джеб будет как во сне.

Он улыбается в ответ, и лабрет блестит. Даже в полумраке я вижу красные ссадины от кроличьих когтей на подбородке.

– Прости, – говорю я и провожу по ним кончиком пальца, хотя имею в виду далеко не только его физическое состояние. – Тебе больно?

Джеб позволяет мне немножко над ним похлопотать, а потом вспоминает, что он мужчина.

– Я ничего не боюсь, когда со мной моя маленькая фея.

Не отводя взгляда, он обхватывает меня за бедра и притягивает ближе, вплотную.

– Ты знаешь, как я люблю тебя такую…

Он касается узоров на моем лице, и я чувствую его горячее дыхание.

Это дорогое признание, но хотела бы я знать, повторит ли он то же самое, когда выйдет из транса.

– Я готов, – говорит Джеб.

В его голосе звучит ласковая настойчивость, от которой у меня пересыхает во рту. Он вновь становится голодным художником, только в смягченной версии, и думает только обо мне.

– К чему готов? – спрашиваю я.

– К тому, чтобы ты окутала меня своими крыльями, – хрипло отвечает он. – А я покажу тебе, как летают, не отрываясь от земли.

Он касается губами моей шеи, и мне делается жарко. Тело, от пальцев ног до кончиков крыльев, трепещет от удовольствия, но я отстраняю Джеба на длину руки, держа его за лацканы пиджака. Морфей сказал, что это временное состояние. Надо торопиться.

– Послушай, Джеб. Это вообще другой сон. В нем будет много странного.

Я отступаю к двери, ведущей в главный зал магазина, где возится Морфей. Нам пора.

Джеб следует за мной, склонив голову набок, и призывно смотрит на меня.

– Клянусь, я что угодно выдержу.

– Я бы на твоем месте не была так уверена, спящий красавец, – слышится от двери женский голос, сухой и сиплый. Его звук напоминает шелест опавших листьев на могильной плите.

Вторая Сестра.

Сердце подступает к горлу, и я чуть не задыхаюсь.

Паутина наполняет весь магазин – призрачные нити тянутся от пола до потолка. Как будто передо мной внутренность тыквы-альбиноса, из которой еще не вычистили волокна. Паутина окутывает вешалки и прилавок, даже витрину, перекрывая доступ дневному свету. Поэтому в помещении царят зловещие и невнятные серые сумерки, словно на улице собирается гроза. Непонятно, откуда доносится голос хранительницы кладбища.

Я кричу:

– Морфей!

Нет ответа.

– Кого ты зовешь? – спрашивает Джеб, подходя и касаясь моего крыла.

По мне словно проскакивает электрический разряд.

Я поворачиваюсь и толкаю его к ванной.

– Ты в опасности. Она тебя не найдет.

Я заставляю Джеба шагнуть за порог. Он спотыкается о мой рюкзак, но тут же обретает равновесие.

Его глаза – сплошной вопрос. Но тут я захлопываю дверь.

– Эй! Выпусти меня, Эл!

Крепко держа дверную ручку, я обвожу комнату глазами и останавливаюсь на скелете. Переведя дух, чтобы успокоиться, я чарами заставляю его двигаться, как марионетку без веревочек.

Он скачет на одной ноге, скрипя и стуча костями, и останавливается рядом в ожидании приказа.

Мы меняемся местами, и костяные пальцы хватаются за дверную ручку. Я в растерянности смотрю по сторонам.

– Не выпускай его и не впускай никого, кроме меня, – говорю я через плечо, хотя и не знаю, способен ли этот мешок с костями понимать слова.