Андрей Егоров - Вейгард

– Буду краток. Ты недостоин того, чтобы жить. И я пришел убить тебя.

– Чего?! – растерялся негодяй. Наверное, раньше ему не приходилось сталкиваться с подобной откровенностью. – Я вас не понял. – Он шумно сглотнул слюну.

– Я пришел, чтобы убить тебя, – повторил я, подергивая серьгу, – но, если ты предпочитаешь провести поединок по всем правилам, что ж, я готов.

– По-поединок… – От страха он стал заикаться, лицо его пошло пятнами.

Росту шорник был под два метра, широкоплечий и очень плотного телосложения, но смелостью он явно не отличался. Увидев, что отъявленный мерзавец впал в состояние почти священного ужаса и вместо того, чтобы взяться за оружие, только хлопает глазами, я сильно разочаровался. В самом деле, убивать безоружного подлеца, трясущегося от страха, словно руки у запойного пьяницы рано поутру, совсем непочетно. Другое дело, – насадить на острый клинок яростного противника во время длительного, кровопролитного поединка.

– На колени, собака, – рявкнул я, расстроенный до глубины души его недостойным поведением.

Как видите, даже в весьма юном возрасте я был решителен и грозен. С отъявленными мерзавцами я никогда не церемонился.

Обозвав его собакой, я, видимо, затронул дремавшую в его душе струнку маленькой, загнанной в самой дальний уголок совести. Шорник внезапно весь обмяк, упал на пол и, обхватив мои колени, зарыдал в голос. Он лил слезы и каялся, каялся и клялся, что «никогда больше так не будет», «чес-с-сно слово, не будет», и что великолепный милорд может забрать все его сапоги и носить их… Подобное предложение вызвало у меня возмущение, я топнул ногой и случайно отдавил шорнику пальцы. И вообще, вскрикнув от боли, каялся несчастный, он будет лучшим другом всем бездомным собакам Мэндома., станет кормить их и, что главное, поить. Он будет поить их каждый божий день, с утра и до позднего вечера. Пока он жив, ни одна собачка в столице Белирии не узнает, что такое жажда…

– Мамой клянусь, – выкрикнул мерзавец и ударил себя в грудь.

– Ты бы еще чертовой бабушкой поклялся! – проворчал я, развернулся и пошел прочь. Под нос я бормотал проклятия – все прошло совсем не так, как мне представлялось.

Я не сомневался, что через пару дней шорник и думать забудет о своих обещаниях и примется за старое, но оказалось – я напугал его так сильно, что на протяжении очень долгого времени он действительно выполнял все то, что наобещал мне в пылу раскаяния. Еще пару лет в Мэндоме можно было наблюдать сильно поддатых собак. Некоторые ночами выли на луну, мешая горожанам заснуть, другие впадали в ярость и кидались на прохожих, иные просто спали, издавая громкий храп и довольное ворчание – наверное, во сне им являлись сахарные косточки. Мэндом даже прозвали «городом пьяных псов». Кое-кто считал, что столицу Белирии так окрестили из-за королевских стражников – их народ давным-давно нарек псами. Что и говорить, стражи действительно любили пропустить по стаканчику, даже будучи на службе, да и гавкали на всех почем зря… Но я – то точно знал: к тому, что Мэндом нарекли «городом пьяных псов», королевская стража не причастна – просто на улицах шляется великое множество нетрезвых собак. Куда ни пойдешь – непременно наткнешься на пару шатающихся красноглазых шавок. Многие собачонки на столичных улицах и гавкать толком не могли, только громко и часто икали.

Напуганный мною до безумия шорник бродил по городу с огромным бочонком браги и поил из него бродячих животных. На нищих, с вожделением тянущих к нему ладошки, он яростно шикал и грозился передать их в руки королевской стражи, если они будут мешать ему «выполнять высшее предназначение».

Подобное положение вещей, конечно, было совсем не тем, чего я добивался. Я-то полагал, что отъявленный мерзавец не исправится никогда, что он будет тихонько лежать, сложив на груди пухлые ручищи под наглухо заколоченной крышкой гроба, под слоем сырой землицы, и не обидит больше ни одной собачонки, но вышло все, как видите, совсем иначе.

По крайней мере, шорник перестал терзать собак, кроя из их шкурок сапоги. Перешел на кошек. Ну а кошек я и сам, признаться, недолюбливаю…

Следующий визит возмездия я нанес известному во всей Белирии и даже за ее пределами дельцу Цвейгу Мегану. Отъявленный мерзавец был богат, как покойный король Георг, и отличался абсолютным отсутствием совести. Он жил за городом, где отстроил себе неимоверных размеров поместье. Собственно, и не поместье даже, а целый замок с широкой оборонительной линией укреплений, тремя рвами и несколькими постами наемной стражи между ними.

Меган отличался от простых, хороших людей тем, что время от времени отлавливал в Мэндоме и его окрестностях молоденьких девушек, отвозил к себе в замок и там творил с ними всяческие бесчинства. Королю Бенедикту развлечения Мегана, разумеется, совсем не нравились, но благосостояние королевства во многом зависело от этого маленького, прыткого человечка, сумевшего десять лет назад основать Торговую гильдию. К тому моменту как я нанес ему визит, Меган успел прибрать к рукам половину Белирии. Торговая гильдия ведала всеми импортными и экспортными делами государства, контролировала внутреннюю торговлю и собирала для королевской казны высокий налог со всех торговых сделок. Цвейгу Мегану также принадлежало тридцать алмазных рудников в окрестностях Вейгарда (вот ведь стервец!) и несметное количество шахт, где добывалась железная руда.

Уже одно только то, что делец обладает подобным богатством, делало его в моих глазах «отъявленным мерзавцем». Хорошее благосостояние, по моему нескромному мнению, к лицу особе королевской крови, но никак не зарвавшемуся безродному купчишке.

Цвейг Меган был в Белирии человеком очень влиятельным, к нему прислушивались многие, иногда он имел наглость диктовать свою волю даже королю. Это случалось, когда речь шла о каких-нибудь крупных торговых сделках, на которых король должен был лично присутствовать, чтобы продемонстрировать партнерам серьезность намерений Мегана. Иногда ради заключения сделки Бенедикту приходилось отменять запланированные дела – званый ужин, очередное пиршество, а однажды – даже охоту, что было само по себе событием необыкновенным. Однако финансовым делам Бенедикт Вейньет уделял первостепенное значение и вынужден был закрывать глаза на отвратительное поведение основателя Торговой гильдии.

– Мы пока потерпим Мегана, – по обыкновению говорил отец, выслушав очередной рассказ о бесчинствах, творимых дельцом, – пусть его, развлекается. – Тут он возвышал голос: – Но он должен знать – час расплаты придет. Если и не на земле, то на небе его настигнет возмездие! – Бенедикт указывал на потолок, лицо его становилось проникновенным и благостным. – Бог… он ведь не просто так там сидит, он все-все видит. Так что Мегану не поздоровится там, на небесах… В этом вы можете быть уверены, как и в том, что меня зовут Бенедикт Вейньет.