Андрей Егоров - Вейгард

В общем, учителя относились к Виллу как и все остальные, кому досталась несчастная доля существовать с ним бок о бок, – терпели как неизбежное, очень деятельное зло…

Вилл состоял сразу в нескольких крупных общественных организациях Мэндома. Он числился, например, председателем Общества Самых Достойных Людей. Между прочим, сам решал, кого принимать в Общество, а кого исключать из его членов. Меня поначалу тоже приняли, но очень быстро выгнали. Наверное, сочли недостаточно достойным – причину исключения мне так и не сообщили.

Общался он также с организацией вольных каменщиков. Эти люди, опасаясь прихода луноликих стервятников, возводили вокруг города уродливые каменные постройки – своеобразную линию укреплений, хотя, как я уже говорил, луноликие последний раз совершали набеги на крупные города десятки лет назад, и с тех пор о них никто и слыхом не слыхивал. Вилл был убежденным вольным каменщиком, вольным каменщиком до мозга костей – он собирал дворцовых слуг и рядовых горожан, формировал из них отряды и отправлял на строительство. Благодаря деятельности Вилла Мэндом стал городом, вокруг которого возвышался самый длинный в Белирии ряд странных, бесполезных и уродливых оборонительных сооружений.

Деятельность сына по укреплению столицы Бенедикт Вейньет одобрил и даже пожурил нас, менее инициативных своих сыновей, за праздную и легкую жизнь, которую мы вели.

– Посмотрите, – сказал отец, – как ваш брат Вилл прикладывает все силы, стараясь укрепить нашу государственность. Берите с него пример. Достойный сын. Молодец.

Другие начинания Вилла не вызывали у него одобрения.

Юный Вилл был также заместителем руководителя Общества по борьбе с греховными мыслями и одновременно возглавлял Общество по борьбе с обществом борьбы с греховными мыслями. Некоторое время он носился с идеей организовать Общество с красивым названием «Нравственность». Насколько мне известно, он собирался контролировать деятельность всех столичных домов терпимости, развивая в их служащих высокие морально-этические принципы. Как бы то ни было, дело у него не заладилось.

Зато спустя короткое время после того, как Вилл похоронил идею «Нравственности», он открыл в Мэндоме увеселительный притон. В то время ему было уже двадцать два года, и жизненные устремления у него порядком изменились – укреплению государственности он предпочитал теперь укрепление собственного финансового положения. В притоне рекой лился светлый эль, а по залу сновали обнаженные красотки.

Мне тогда едва сравнялось четырнадцать. Побывав в заведении Вилла пару раз, я решил, как и отец, похвалить его за столь славное начинание, но осуществить задуманное не успел…

Я направлялся в апартаменты Вилла, когда увидел, как король Бенедикт тащит моего братца по лестнице, зажав его ухо в крепких пальцах. Зрелище показалось мне довольно странным – Вилл был уже довольно взрослым для такого детского наказания, как выкручивание ушей.

– Я тебе покажу, сынок, как меня позорить! – приговаривал король.

Я пожал плечами, понял, что разговор с Биллом откладывается на неопределенный срок, и решил направиться в открытый им увеселительный притон. Но когда я добрался до знакомой улицы, то увидел, что успевшее стать мне родным двухэтажное здание теперь занимает «Городской совет по элеварению». Организация, вне всяких сомнений, важная и полезная, но куда подевалось заведение Вилла?! Я всерьез расстроился, потому что успел порядком полюбить это развратное местечко. Я захаживал сюда почти каждый день и, пропустив с приятелями несколько кружечек светлого эля, который варили тут же, отправлялся на верхние этажи, к распутным девицам.

Впоследствии выяснилось, что отцу стали известны некоторые подробности последних деяний Вилла по укреплению его финансового положения, и он пришел в ярость, узнав, чем промышляет один из его сыновей.

К слову сказать, здесь мы с отцом расходились во взглядах. Притон на улице Барашаха был самым успешным творением моего братца за всю его бестолковую, исполненную суетной активности жизнь. Остальные его прожекты носили разрушительно-реконструкционный характер и не несли людям радости.

Простой пример. На глаза Вилла как-то раз попалась винная лавочка. Заправлял делами в ней жизнерадостный и уже немолодой человек по имени Гнесик. Дело его процветало, он продавал вино, привозимое его кузеном из Невилла. Причем вино самого высшего качества – оно обладало поразительным вкусом, ароматом и быстро снискало множество поклонников в Мэндоме. В лавочку Гнесика захаживали не только простые горожане, но и многие знатные особы. Несколько раз его вино даже покупали по заказу самого короля, чем торговец несказанно гордился. В общем, все с этой лавочкой было в порядке, и так бы, возможно, и оставалось до самой смерти Бенедикта Вейньета (когда весь привычный строй жизни покатился в тартарары), но однажды над дверью винной лавки звякнул колокольчик. Не чуя беды, Гнесик вышел навстречу покупателю. Но посетитель вовсе не собирался покупать вино. Деловитой походкой Вилл направился к стойке с таким видом, словно он делает Гнесику огромное одолжение, удостоив его своим визитом. Мой братец втянул носом воздух и огляделся.

– Как хорошо… – сказал Вилл.

– О да, – согласился хозяин, – аромат нашего вина…

– …что я сюда заглянул, – закончил фразу странный посетитель, чем привел Гнесика в замешательство.

– Хм… – Вот все, что смог произнести хозяин лавки, но потом покашлял в кулак и сказал: – Покупателям мы всегда рады, можете быть в этом уверены.

– А вот и не угадал, – заявил Вилл, прохаживаясь вдоль полок с самым важным видом. Важной особой он, конечно, был, спору нет – все-таки королевский сын, но так задирать нос мог только один человек на свете – Вилл Вейньет. – Я вовсе не покупатель! – пояснил он. – Я Вилл Вейньет, если уж быть совсем точным!

Он смерил Гнесика суровым взглядом и принялся откупоривать сосуды, вдыхая в себя винный аромат. С видом заправского знатока Вилл зачмокал языком и пошевелил ушами.

– Можешь так? – спросил он хозяина лавки. Озадаченный странным поведением гостя, Гнесик спросил:

– Нравится вино, да, господин королевский сын?

– Не совсем, – откликнулся Вилл, чем и вовсе поставил хозяина в тупик. – Я пришел вот по какому делу, говорят – ты тут процветаешь…

«Решил обложить меня данью! – мелькнуло в голове несчастного торговца. – Да он ведь и по виду бандит, совершеннейший бандит. Я о нем много чего нехорошего слышал, – вспомнил Гнесик, – в городе говорили. И вот на тебе! Ко мне заявился. Ну что за напасть? Только дело стало развиваться».

Вилл громогласно заявил: