Олег Будилов - По дороге к высокой башне. Часть вторая

Все, кто пришел со мной погибли или сейчас умирали от ран. Я слышал невнятные хрипы и стоны, но никто не просил о помощи. Зажимая рану в плече, я чувствовал, как жизнь по капле вытекает из меня. Больше на этом свете у меня не было дел, поэтому перед смертью я старался увидеть и запомнить, как можно больше, чтобы потом рассказать богам о том, что происходит с их ведома в этом жестоком мире. Широко открытыми глазами я смотрел, как король добивает Ругона.

Кто-то склонился надо мной. Присмотревшись, я понял, что это Марон. Молодой дворянин запустил руку за ворот окровавленной рубашки и рывком сорвал с моей шеи драгоценный амулет. Стоя надо мной он сначала высоко поднял его над головой, а потом надел на себя.

И тут случилось то, чего я никак не ожидал. Неожиданно Гамон размахнулся и ударил Дидона мечом по шее. Тело рухнуло к ногам предателя, а голова безумного короля покатилась по полу. Не веря собственным глазам, я завозился в луже крови пытаясь подняться повыше, но из этого ничего не получилось.

- Король Дидон убит заговорщиками, - громко сказал Гамон, - династия королей прервалась. Но с нами потомок древнего рода, который пришел, чтобы спасти королевство. Радуйтесь люди и славьте нового короля Марона - последнего из рода Трех вершин.

Черные гвардейцы закричали, приветствуя молодого монарха.

Кажется, я засмеялся, но потом сознание мое помутилось, и я провалился в черную бездну, лишенную видений и звуков.

Я открыл глаза и закричал, потому что кто-то или что-то когтями рвало мою грудь. Страшная боль выгнула дугой непослушное тело.

- Держите его, - проворчал кто-то над ухом, и сильные руки прижали меня к жестким доскам стола.

- А лучше ударьте его по голове, - сказал тот же голос, - иначе он будет нам мешать.

В мозгу вспыхнула яркая вспышка, и я опять потерял сознание.

Когда я в следующий раз открыл глаза, рядом никого не было, плечо все еще болело, правда не так сильно, зато теперь раскалывалась голова. Я лежал на чем-то жестком в небольшой комнате со сводчатым потолком. Слабость была такая, что я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Любой человек не сведущий в медицине наверно не понял бы, что с ним произошло, но я многое повидал в этой жизни, поэтому сумел сообразить, что лекарь вытащил из меня заряд магического жезла, а, чтобы я не мешал, его подручный стукнул меня по голове деревянной киянкой. Обычно больные после того, как потеряют сознание, становятся более сговорчивыми. Хирурги часто использовали это надежное средство на поле боя.

"Интересно кто меня спас и зачем?" - подумал я.

Ответов не было. Перебирая в памяти события прошедшего дня, я даже представить себе не мог того человека, которому придет в голову идея вылечить заговорщика. Может быть, убранство комнаты расскажет мне что-нибудь о неизвестном доброжелателе? Я попытался сесть, чтобы осмотреться и опять потерял сознание.

Иногда я приходил в себя на несколько часов, иногда на несколько минут. Хуже всего было, когда лекарь менял повязки. Присохшая ткань отрывалась от раны с противным треском и доставляла невыносимую боль. Слуги ухаживали за мной и даже кормили с ложки куриным бульоном, но ничего не говорили, словно были немы от рождения. Не знаю, сколько прошло времени прежде, чем я смог нормально соображать и садиться на постели. В моей комнате не было ничего, что могло бы сказать мне о том какой сейчас день и месяц. Собственно, в ней вообще ничего не было кроме деревянной лежанки, ночного горшка и кувшина с водой. По мере выздоровления пища, которую мне давали, становилась грубее и проще. Довольно скоро неизвестный доброжелатель перестал кормить меня супом, и слуга вместо бульона начал приносить мне чечевичную кашу. Иногда мне доставался кусок черствого хлеба или обглоданные куриные кости с небольшим количеством мяса и хрящей. Подобная диета не способствовала быстрому выздоровлению, но я не роптал. Жизнь возвращалась ко мне, и я был благодарен своему спасителю. Слабость проходила очень медленно и минула ни одна неделя прежде, чем я смог встать на ноги и сделать несколько нетвердых шагов.

Из-за того, что дверь моей комнаты все время была заперта на ключ, а молчаливые слуги отказывались отвечать на любые вопросы, я решил, что нахожусь в заточении. Иногда в коридоре я слышал шаги проходящих мимо людей и чьи-то приглушенные голоса, но на мои окрики незнакомцы не отвечали. Под потолком моей темницы было маленькое окошко, через которое днем проникал зыбкий рассеянный свет. Иногда из него доносились странные звуки, как будто бы совсем рядом за стеной жил своей жизнью большой шумный город, но я боялся верить в это думая, что просто схожу с ума от слабости и боли. Наверно, если бы у меня получилось подтащить к стене деревянную лавку, которая служила мне постелью, то возможно я смог бы заглянуть в окно, но, к сожалению, единственный предмет мебели в моей каморке оказался наглухо прибит к полу.

Через какое-то время, потеряв счет дням и неделям, я перестал удивляться тому, что моим здоровьем больше никто не интересуется. Возможно, забытый всеми я и должен был остаться навсегда в этой узкой камере и умереть от тоски в полном одиночестве. Порой я сутками не произносил ни звука, а потом начинал вполголоса распевать церковные молитвенные песни. Несколько раз, доведенный до отчаяния, я метался по комнате и выкрикивал ужасные проклятья, но никто из людей не слышал меня, а боги не обращали внимания на мои истошные вопли.

Тем временем рана моя заживала, и скоро поврежденная левая рука начала двигаться. Пальцы перестала сводить болезненная судорога, и я заново научился держать ложку и кружку. Обрадованный этим обстоятельством я воспрял духом и всячески старался вернуть руке былую подвижность. Нельзя сказать, что я совсем не думал о побеге. Долгие дни заточения убедили меня в том, что нарисованный моим больным воображением образ таинственного спасителя, который подобрал меня на поле боя и пытался выходить, никуда не годиться. Теперь я точно знал, что тот, кто засадил меня в темницу, вряд ли преследовал благородные цели. Не знаю, кто это был и зачем ему понадобился раненный заговорщик, но одно я решил точно - при первой же возможности я попытаюсь сбежать от своего безымянного благодетеля. Я думал, что однажды смогу выбрать подходящий момент, напасть на тюремщика и завладеть ключами от своей темницы. Словно понимая мое состояние дюжий слуга, который приносил мне еду, перестал заходить в комнату и стал просто просовывать миску в прямоугольную дыру, специально проделанную в двери. Несколько раз я пытался заманить его внутрь, отказываясь возвращать грязную посуду, но из этого ничего не вышло. Если я не отдавал миску, мне переставали приносить обед. Голодовка не входила в мои планы, поэтому мне пришлось смириться.