Тереза Тур - Она написала любовь

— Агата! Это правда?

— Для начала — здравствуй, Людвиг… Может, расскажешь, где ты был все это время?

— Об этом после. Не передергивай! Я хочу знать. Все, что говорит мама, — это что, правда? Агата… Если ты мне все объяснишь, я уверен, мы все уладим.

— Но мы же так и не узнали самого главного. Не так ли, фрау Берта? Что же такого страшного я натворила?

— Ты слышишь? Мальчик мой, ты слышишь? Слышишь, как она со мной разговаривает!

— Агата. Не груби моей матери, пожалуйста. И объясни, наконец, что все это значит? Что происходит? Кто все эти люди в нашем доме? И что за история с твоим… любовником? Этого же просто не может быть!

— Простите, что перебиваю. Господин Людвиг фон Лингер, я правильно понимаю? — Барон вошел в холл, собаки молча сели по обе стороны от Агаты.

Эльза укоризненно посмотрела Агате прямо в глаза: «Ну ты хоть понимаешь, что их даже сравнивать нельзя? Ну посмотри на одного и второго… Разве могут быть сомнения?»

Писательница еле сдержала улыбку, хотя до этого момента не знала — плакать или нет…

— Совершенно верно. А… вы?

— Мое имя Эрик Я и все эти люди, что живут в доме, исполняя обязанности сбежавшей прислуги, призваны охранять госпожу Агату фон Лингер на момент следствия. Вашу жену пытались отравить. Попрошу вас не покидать поместья до тех пор, пока дело не закроют.

— Отравить? — Фон Лингер побледнел.

— Именно. Госпожа фон Лингер, если я вам понадоблюсь, буду у себя.

Эрик удалился вместе с двумя валльскими пастушьими. Поднявшись наверх, где располагались комнаты для гостей, мужчина шепнул:

— Эльза, Грон! Вернуться и охранять. Но так, чтобы вас не заметили…

— Мама, — Людвиг фон Лингер был явно растерян, — мама, пожалуйста. Оставь нас с Агатой наедине. Нам надо поговорить.

— Да о чем ты собираешься с ней разговаривать, Людвиг? Она же…

— Мама! — Голос хозяина поместья сорвался.

Фрау Берта, рыдая и заламывая руки, ушла к себе. Ее жалобные крики еще долго были слышны откуда-то сверху.

— Если ты не возражаешь, Людвиг, пройдем на кухню. Мне нужно приготовить согревающий чай.

— Я не замерз. Сделай лучше от головной боли.

— Я. Я замерзла, Людвиг…

Они долго смотрели друг на друга.

Касс, вытерев руки о свой белоснежный, до хруста накрахмаленный фартук, поспешил удалиться. Агата подошла к шкафу, достала травы, зажгла спиртовку.

— Ты же знаешь, Агата, — голос Людвига стал чуть тише, — я не могу без твоего отвара, когда у меня начинается головная боль! Мать просто вывела меня из себя! И объясни мне, наконец, что происходит? Что это за бред с твоим любовником?

Он сорвал белую салфетку, которой повар с такой любовью прикрыл еще горячие булочки, взял одну и стал жевать, развалившись на стуле.

Агата старалась сосредоточиться на отварах. Один — Людвигу, от головной боли, другой — Эрику, от простуды…

Ей вдруг стало омерзительно. До тошноты. Непонятно почему стало обидно за Касса, солдат, Эрика… Всех тех, кто спас ее. Заботился. Поддерживал. Они так старались вернуть ей жизнь, надежду на будущее. И вот пришел он. Смял салфетку. Схватил булочку…

Всеблагие, да что это с ней? Что за бред она несет?

— Где ты был все это время? — вдруг спросила она.

Отвары должны были настояться. Работать со шкатулкой из кристаллов она сейчас все равно не сможет. Агата смотрела в глаза человеку, с которым ее связывало так много, что в происходящее просто невозможно было поверить! Неожиданно появилась надежда. Надежда и чувство вины. Почему она решила, что он виноват? Может быть, он сможет все объяснить, и тогда…

— Так сложились обстоятельства. Ты просто не знаешь, что наше финансовое положение последнее время…

— Я знаю ВСЕ о нашем с тобой финансовом положении. Ведется следствие. Мне предоставили не только подробный отчет о финансах, но и о том, что ты… живешь с женщиной.

— Аделинда, ну не начинай! Какая женщина?

— Аделинда, я полагаю.

— Откуда ты знаешь? Ты что, следила за мной?

— Нет. Ты только что назвал меня ее именем.

— Я? Да при чем тут это? Я писал книгу! Я надеялся спасти нас с тобой от кризиса! Пойми, мне нужна была новая обстановка! Впечатления! А как ты хотела? Что еще могло подстегнуть вдохновение? Отвар от головной боли?

— И… как?

Агата вцепилась в спинку стула. Даже сесть сил не было. Людвиг стряхнул крошки на пол. Взял еще одну булочку.

— Что именно?

— Вдохновение? Удалось написать что-нибудь стоящее?

— Думаю, да. Мне, правда, нужно, чтобы ты отредактировала текст и…

— Погоди. А как же… другая женщина?

— Да брось, я же тебе все объяснил! Если ты переживаешь, поверил ли я маме, то уверен, она преувеличивает. У тебя — любовник?! Да это просто смешно!

— Почему?

— Что?

— Почему смешно, что у меня — любовник?

Людвиг потер ладонями виски. Он всегда так делал, когда начиналась головная боль.

Агата процедила настой, разбавила молоком до нужной температуры. Положила сахар. Надо же… Руки помнят. Все, как он любит. И чашка его. Синяя. Бросила полотенце в кипяток. Обжигая руки, отжала. Обернула мужу голову.

— Хорошо… Всеблагие, Агата! Ты не представляешь, как я мучился без всего этого!

Несколько минут Людвиг сидел, откинувшись, прижимая горячее полотенце к вискам. Затем с удовольствием отхлебнул чай и повторил:

— Как хорошо! Пойдем наверх… Я соскучился!

— Подожди… здесь, Людвиг.

— Хорошо!

Он остался пить на кухне свой чай, а она побежала наверх. Что-то золотистое мелькнуло под ногами, что-то кричала фрау Берта, ее попытался остановить Ульрих, но она ничего не видела и не слышала вокруг. Она бежала. Вверх по лестнице. К двери справа.

Вдруг стало все ясно и понятно. Как белый снег. Радостно. И… обидно. До чего же обидно! Столько времени потеряно зря. Но она исправит! Сейчас она все исправит…

— Эрик!!!

Ей казалось, она кричит, но из горла вырвался какой-то хриплый свист. Ей казалось, она барабанит кулаками по двери, но руки вдруг стали ватными. Они беззвучно скользили по отполированному дереву…

«Эрик! — мысленно кричала она. — Эрик!!!»

— Гав!

— Гав! Гав! Гав!

Помогли Грон и Эльза. Дверь открылась, и она упала в объятия мужчины.

— Агата! Агата, что с вами?

Вдруг все закончилось. Она снова почувствовала руки и ноги, вернулись голос и… решимость.

Она смотрела на барона до тех пор, пока его личина не исчезла. Обвила руки вокруг шеи. Подставила лицо.

Настоящий мужчина не раздумывает. Настоящий мужчина действует.

Бывший канцлер его величества, артефактор, барон Эрик фон Гиндельберг никогда в своей жизни не был так счастлив.

Они лежали, обнявшись, боясь пошевелиться.

Эрик гладил женщину по спине и морщился. Ее волосы щекотали…

— Апчхи!

— Ха-ха-ха…