Розалинда Шторм - У вечности глаза жестокие

Сам Свиридов вновь находился на замковых укреплениях. Оглянулся — все тот же безлюдный замок, пустые ворота и мост. Вот только к шуму и гаму, создаваемому животными, добавился едва слышный плач ребенка. Владимир заозирался, ища источник, но найти малыша не смог.

Опять послышался непонятный звук. Капитан мгновенно покрылся потом, страх холодной волной окатил сознание, оживляя в памяти последствия подобного звука. Гул приближался, становясь похожим на рев самолета

Свиридов вгляделся вдаль: из-за горизонта, там, где сливались в одну линию темнота горных вершин и бордо неба, к замку надвигалась огромная свора: несметное количество созданий.

Владимир надеялся, что они остановятся. И, правда, приближаясь к невидимой черте, индивиды замедляли бег. Затем прогремел зычный голос. От основной массы отделились несколько существ, аккуратно передвигаясь, на ощупь они нашли черту и замерли. Остальные сомкнули ряды.

Капитан пригляделся, создания вновь изменились: у замка стояли прекрасные в своей наготе мужчины и женщины. Длинные волосы и тех и других развевались на ветру, глаза горели потусторонним огнем, светлая кожа казалась красноватой на фоне садящегося солнца.

Строй разошелся, позволяя выйти главному. Предводитель встал напротив. Его лицо осветилось высокой мыслью, тело напряглось, готовое сражаться. Великолепный образчик мужественности повернул голову и вперился в Свиридова взглядом.

— Найди, — пропел голос. — Найди. Ты должен. Найти.

Владимир упал на камни. Слова пригибали к поверхности, словно кто-то положил на него многотонную плиту. Чем дальше, тем сильнее. Голос не требовал, он напоминал, ласково подбадривал, торопил исполнение обещанного.

— Должен. Найти. Тройку. Должен.

До спасительного стяга несколько метров, Владимир полз по-пластунски, вырывая каждый метр с кровью. Дополз, вцепился в основание древка. Боль практически не исчезла, но тяжесть ушла, он смог, наконец, отдышаться и подняться на ноги. Слова Генерала кололи виски сотнями пчелиных жал, но сам голос обволакивал, сулил избавление от любых мучений.

Внизу танцевали божественные фигуры. Грациозно запрыгивая друг другу на плечи, создавали диковинную форму. Свиридова укусила жалость, он знал, что ждало восхитительные создания дальше. Миг и по мановению властной руки они корчились в муках, превращаясь в орудие смерти. Мгновение и, ощерившись блестящими камнями, ждала сигнала к атаке огромная катапульта.

Генерал вновь повернулся к Владимиру, державшемуся за древко.

— Должен. Найти. Тройку. Должен, — пропело в голове.

Свиридов не сдвинулся с места, у него не было сил сделать хотя бы шаг.

Опять не дождавшись от него нужной реакции, командующий взмахнул дланью. Горящий снаряд из некогда прекрасных тел устремился к замку.

Грохот потряс укрепления до самого основания. Владимир в ужасе закрыл голову руками. По строению прошла дрожь, посыпались камни. Стена завибрировала, верхняя часть укрепления полетела вниз. А создания взвыли, и с последним лучом заходящего солнца, растаяли.

Капитан проснулся, но открывать глаза не имел никакого желания. Слишком свежо было воспоминание о прошлом пробуждении. Вот только тело требовало заботы, намекая на плачевное состояние резью в животе и токующей болью в прокушенной руке.

Кряхтя как столетний дед, он сел и, помедлив, приоткрыл один глаз. Тут же с шумом выдохнул — мир вернул земные очертания, заиграв привычными красками. Через дыры между досками Владимир с жадностью всматривался в родные зеленые листья, коричневую землю, голубое небо и белые барашки облаков.

— Слава Богу, — атеист Свиридов истово перекрестился. — И больше никаких снов!

Затем собрался с духом и поднялся. Как ни странно, но на этот раз его не качало, голова не кружилась, и, вообще, если не считать голода и раненой руки, он неплохо себя чувствовал.

Повеселев, страдалец поспешил покинуть гостеприимный сарай и вновь занялся поисками способа связаться хоть с кем-то. Но, очевидно, радовался все-таки рановато, потому, как и в прошлый раз никто не спешил подавать ему руку помощи. Прохожие сторонились, на попытку заговорить торопились убраться подальше.

Вновь натолкнувшись на брезгливое равнодушие людей, капитан решился на вчерашний план по порче чужого имущества. Но прежде чем метнуть в витрину камень, вознамерился перекусить. В конце концов, ждать помощи приятнее на сытый желудок. Да и насколько он помнил, в кармане завалялась мелочь, на булку хватить должно.

Уже предвкушая трапезу, завернул в первый попавшийся супермаркет. Присвистывая заурядный мотивчик, толкнул двери и зашел, чтобы тут же быть невежливо выпровоженным обратно. Сплюнув в сторону чрезмерно бдительного охранника, не пожелавшего пропустить мало внушающего доверия посетителя, побрел дальше.

«Ничего страшного» — подбадривал он сам себя. «В любом городе обязательно находятся маленькие киоски, торгующие едой».

Следует лишь немного поискать. Вот там-то наверняка не откажутся его обслужить. Да и с жертвой дальнейшего произвола Свиридов кажется, определился.

А вот и искомый киоск. Пробежав глазами ассортимент, он твердо отмел всяческие пирожки и пиццы, нацелившись на классический кирпичик Бородинского. Вывернув карманы, с наслаждением отметил, что помимо хлеба хватало и на кружечку черного кофе. Прокашлявшись, чтобы голос звучал бодрее и внятнее, протянул в окошко деньги.

— Кофе без сахара и булку Бородинского.

Унылая продавщица, смахнув монеты, не удостоила помятого покупателя даже крохой внимания. Лишь угукнув, пошаркала вглубь. Повозившись около электрического чайника, плеснула исходящую паром воду в пластиковый стаканчик, выхватила из коробки пакетик с кофейным порошком, одноразовую ложечку и все это шмякнула на раздачу.

— Поаккуратнее, любезная, — проворчал Владимир, отдергивая руку. — Обожгла ведь.

— Сори, — безэмоционально буркнула девица и отвернулась, очевидно, для того, чтобы вытащить хлеб.

Уже аккуратнее выставив искомое, долго считала на калькуляторе получившуюся сумму, и, наконец, распечатав чек, выдала сорок копеек сдачи.

Отойдя от окошка, капитан трясущимися руками вскрыл пакетик, и, высыпав, быстренько размешал. Кислый запах дешевого пойла показался божественным ароматом, горьковатый вкус — вершиной кулинарного искусства. Опустошив стаканчик, Свиридов почувствовал себя человеком и умные мысли не замедлили прийти к нему в голову.

С интересом глянув на окошко раздачи, он вновь стал рыскать по карманам и выудил-таки из последнего платок. Пододвинувшись к зеркальной части киоска, полюбовался на чумазую физиономию и принялся оттирать бурые разводы, смачивая платок слюнями. Удостоверившись, что лицо приняло более или менее приличный вид, занялся одеждой. Отряхнул брюки, заправил футболку, спрятав разорванный низ, застегнул ветровку, положил хлеб за пазуху, и решительно постучался в окошко.