Розалинда Шторм - У вечности глаза жестокие

— Чего?

— Добрый день, уважаемая, — начал он.

— Здрасьте.

— Не так давно я приобрел у вас кофе и хлеб. Можно…

— Ну, — перебила продавщица. — Если по поводу вкуса, ничем помочь не могу, видели что брали.

— Претензий не имею, — Владимир придержал закрывающуюся створку. — Не могли бы вы оказать мне небольшую помощь?

— Ну?

— Очень нужно позвонить, но сотовый разбился. Одолжите, пожалуйста, ваш аппарат буквально на один звонок, — подтверждая сказанное, он продемонстрировал сломанный телефон. — Я заплачу, — поспешил вставить, видя скептическое выражение лица собеседницы.

— Нету, — недолго думая, буркнула та и стала закрывать окошко.

— Вот черт, — вполголоса ругнулся Свиридов, но, не споря, пошел дальше.

Ладно, это не первый отказ, тем более у него есть главный план. К тому же хлеб кутить-то он успел.

Вот сейчас присядет на лавочку, подкрепиться и с новыми силами вступит в бой.

Подбадривая себя подобными мыслями, дошел до сквера и как хотел, устроился на скамейке. Дрожащими пальцами развязал пакет и вдохнул духмяный аромат. Рот мгновенно наполнился влагой. Не решившись и дальше мучиться, с наслаждением вгрызся в еще теплую хрустящую корочку. Проглотив, не жуя первый кусок, едва не подавился. Насильно погасив желание торопиться, стал жевать дольше, намеренно растягивая удовольствие.

Никогда раньше он не испытывал столько наслаждения от простого приема пищи. Будучи непривередливым, в интернате ел все, что давали, а после и то, что мог приготовить самостоятельно. Бывшая жена баловала деликатесами в те короткие моменты, когда он был дома. Владимир отмечал ее старательность, от души благодарил, но особого благоговения не испытывал. А после, пребывая на службе, также спокойно вкушал и сухие продукты из армейского пайка.

Сейчас же, глотая мягкий темный хлеб, он будто прозрел. Даже глаза закрыл, боясь, что вместе с удовольствием случайные прохожие заметили бы влагу, выступившую на ресницах.

— Какой ужас!!! — прямо над головой воскликнул женский голос. — Мерзость!!!

Свиридов вновь подавился, на этот раз от неожиданности, открыл глаза и глянул на нарушительницу спокойствия. Оказалось, рядом с ним, приоткрыв рты от удивления, замерли три девушки. Но вот одна из них нервно передернувшись, поспешила уйти. Две других, не отрываясь, смотрели на него, вернее, на ладони, с зажатой между ними буханкой.

— Что случилось? — недоумевая, спросил капитан.

Одна из девиц, вздрогнув, указала пальцем на причину замешательства. Свиридов, не ожидая ничего хорошего, опустил взгляд. И едва не заорал, увидев в хлебе, что он так любовно прижимал к телу, копошились черви — мясистые белесые личинки трупной мухи (в силу профессии, Владимир не единожды сталкивался с подобным, потому узнал оккупантов мгновенно).

Пальцы сами собой разжались, и несчастная булка упала на асфальт. Потревоженные личинки посыпались прямо под ноги невольным свидетельницам. Девушки завизжали и понеслись в разные стороны.

Свиридов в бессилие наклонился на спинку скамьи. Вновь нахлынули те пренеприятные ощущения, что мучили его последние несколько дней. Мутило, голова кружилась и болела, во рту было сухо, как в пустыне, жутко хотелось пить.

— Должен. Найти. Тройку. Должен, — внезапно пропел голос из сна. — Найди тройку.

В сознании что — то перемкнуло и капитан, подскочив, принялся жадно всматриваться в мир.

Искать. Нужно искать. Тройка. Где? Найти. Тройка.

— Найди! — надрывался голос. — Найди тройку.

Тройка. Тройка. Тройка.

Свиридов искал и находил: три девятиэтажки окружили маленький скверик, три тополя напротив его скамейки, три автомобиля одинакового цвета проехали рядом по автостраде, тройка на вывеске, тройка на номере дома, рогатый троллейбус третьего маршрута, три птицы на ветке…

Тройки — они окружали его со всех сторон, преследовали, давили, заставляя взгляд метаться. Сколько их оказалось, не перечесть. Вот только это все не то, ведь голос в голове не умолкал, наоборот, с каждой секундой становился только требовательнее.

Тройка!

И он увидел ИХ. Три неведомых создания, не торопясь, брели по дорожке сквера. Два больших существа и одно поменьше, казалось, вобрали в себя все самое противное, что когда бы то ни было, видел Владимир. Неказистые, лысые, покрытые слизью, язвами и наростами, с изломанными конечностями. Даже отсюда капитан чувствовал ужасный запах, исходящий от них.

— Тройка. Эту можно. Уничтожь! — приказал голос.

Впрочем, даже без сигнала Свиридов и сам жаждал стереть с лица земли эдакую мерзость. В душе вновь разгоралась ярость, затапливая рассудок. Вот только он даже радовался подобному — никакие мысли не будут мешать процессу. Ведь солдату, чья прямая обязанность защищать людей от опасности, должны быть чужды жалость и лишние размышления. А в том, что существа несли зло, капитан не сомневался.

Он мгновенно преодолел расстояние до тройки и вцепился в самую рослую особь. Неимение оружия волновало мало, присутствовала уверенность, что справится голыми руками. Так и произошло, чудовище даже не пискнуло, безжизненным манекеном свалившись на землю.

Второе, увидев распластанного сородича, дико заверещало и бросилось на Владимира, размахивая тонкими конечностями. Впрочем, Свиридов предполагал подобное развитие событий, отмахнувшись от него как от досадной помехи. Тут же переключился на третье. Более мелкое, чем два других оно жалобно подвывало и пятилось.

Капитан, ощущая себя ангелом мщения, приближался. Схватив за грудки, поднял над собой, рассчитывая впечатать в ближайшее дерево. Вот только что — то заставило его посмотреть на морду чудовища. Глаза мелкого расширились от ужаса, а по сморщенной уродливой мордашке бежали слезы, и это было так по — человечески, что Владимир на мгновение опешил. Зажмурился, потряс головой и снова уставился на врага и чуть не упал от ужаса. Вместо безобразной морды, он увидел лицо ребенка. Пухлощекого, голубоглазого мальчишки, что тонко подвывал, ожидая участи.

Руки опустились, ставя пацана на землю, тело самостоятельно развернулось, взгляд заметался в поисках других жертв. В груди что — то бухнуло, когда Свиридов рассмотрел лежащие невдалеке человеческие фигуры. Обухом по голове накрыло осознанием случившегося. Разум закричал о необходимости помочь, но ноги, не слушаясь, потащили его вперед, подальше от несчастных прохожих, пострадавших от его сумасшествия.

И опять Владимир несся по дорогам, не замечая куда. Мимо проносились здания, люди, транспорт, но он словно заведенный, мчался дальше, чтобы потом, обессилив, рухнуть в подворотне.

Черное с красными вкраплениями солнце садилось за горизонт. Ураганный ветер рвал стяг со странным изображением. И пусть стяг находился на противоположной стороне укреплений, Владимир прекрасно видел каждую деталь рисунка, изображенного на нем. Змеи на полотнище привлекали внимание, полыхая неоновым светом на фоне мрачных сумерек. Порывы ветра не мешали созерцанию, наоборот оживляли картину, делая пресмыкающихся реальными.