Розалинда Шторм - У вечности глаза жестокие

— Опять вы? — капитан был реально удивлен.

Видя их нахмуренные лица, он недоуменно вскинул брови. Попытался подняться на ноги, но пленка держала крепко.

— Что за ерунда? Опять ваше инопланетное оружие?

— Капитан, — перебил его Вольный. — Ты в большой заднице, поэтому говори только то, о чем спрашивают. Ясно?

Окинув партнера мрачным взглядом, Владимир кивнул.

— Рассказывай, — приказал Александр.

— О чем?

— Обо всем. Странном, необычном, непонятном. Ты же многое замечаешь, капитан.

— Хорошо, только говорить я буду с ней, — буркнул Владимир, глянув на Раду. — Считай это еще одной странностью, — он с вызовом уставился на хранителя.

И на этот раз Александр первым не выдержал борьбы взглядов.

Рада неуверенно повела плечами, оглянулась на партнеров и, получив сразу два одобряющих кивка, начала спрашивать.

— Опишите, что необычного происходило с вами в последние дни.

Капитан, явственно напрягаясь, начал вспоминать. А она по мере повествования все больше мрачнела. Похоже, они опоздали.

— Что со мной? — правильно поняв пантомиму на ее лице, поинтересовался он.

— Вы заражены.

— Чем?

— Тварью.

— Чем?! Я не понимаю! — закричал он, силясь выбраться из — под пленки. — Какая тварь?! Почему не могу подняться?!

Рада глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, и начала говорить. Рассказала о силе, тройках защитников, об инициации и воинах, о Пустоте и тварях. О монстре, что и сейчас продолжал поглощать сознание капитана.

Выслушав, Владимир некоторое время молчал, но потом все — таки заговорил:

— Значит, я тогда был прав и вы нелюди. Тройка. Вот, оказывается, кого я должен был найти.

— Люди — нелюди, не важно, в остальном вы правы, — поправила его.

— И что дальше?

— У вас есть выбор, — произнесла Любимова намеренно резко, при этом старательно отводя глаза от собеседника. Вот только во рту почем-то поселилась терпкая горечь. — Существование в виде монстра под замком до конца жизни или мгновенная смерть сейчас.

— Хм. Дайте встать, что ли. А то что-то лежа не думается.

Александр растянул пленку, позволяя ему подняться. Владимир вперил взгляд в стенку и опять замолчал. Потом внезапно хмыкнул. Потрескавшиеся губы растянулись в кривой улыбке. Затем он, вообще, зашелся в хриплом каркающем смехе.

— Выбор, говоришь, — продолжая хохотать, спросил зараженный. — Черт, — мгновенно успокоился он. — И это мне предлагает самая потрясающая женщина в мире? Символично? Не находишь?

Рада против воли вспыхнула.

— У тебя две минуты, — вмешался Александр, показательно постукивая пальцем циферблат часов. — Выбирай, пока можешь.

— Даже так, — протянул капитан и снова замолчал.

Никогда время не летело столь быстро как сегодня. Раде казалось, что она успела и вздохнуть-то только пару раз, а Вольный уже повторял вопрос.

— Останется хоть часть меня? — задумчиво спросил зараженный.

Партнеры молчали.

— Рада, посмотри на меня, — попросил он.

Любимова нехотя подняла глаза и мгновенно утонула в его болезненной нежности.

— Ответь. Я останусь собой?

Горло сжал спазм, но она сумела вытолкнуть из себя короткое:

— Нет.

— Что ж, тогда выбор ясен, — вздохнул он. — Ты поможешь мне?

— Да… конечно.

Что такое любовь?

Рада с легкостью могла ответить на этот вопрос буквально год назад. Тогда она ощущала себя наркоманкой только из-за желания быть рядом, ловила взгляд, радуясь ему словно наивысшему достижению. Жаждала поцелуя, мечтала о близости, сводящей с ума. Но оказалось, что все суждения — ошибка. Ведь ее чувства создали, насильно внедрили в сознание, сделав основополагающей частью души. А саму превратили в осколок, единственное стремление которого, быть целым.

Сейчас, смотря через пленку в воспаленные глаза зараженного, Рада ощущала свободу. От наваждения, в которое превратилась страсть к партнерам, от навязанной ответственности, от силы. А еще на миг, долю секунды она поняла, что значило любить. Просто любить. Без страданий и сумасшествия. Без постоянной готовности умереть.

Привязанность, едва родившаяся, но такая сильная, что колола болью, едва не сбивала с ног. Рада понимала, этот миг — единственное, что у них есть.

Ведь никогда запретная симпатия не перерастет во что-то большее. Потому как сила не дремлет, рвет грудь, выдирая даже память о невозможном. Еще чуть-чуть и она, Рада Любимова, лук тройки защитников вновь превратится в послушное орудие Сущности, чье предназначение — уничтожать зло. Даже если носителем зла является, пусть и на мгновение, бесценный человек.

— Давай я. Я справлюсь, — глухой голос Дарьи оглушал.

О да! Партнеры тоже ощутили, попали под лавину обжигавших чувств. Им так же больно, как и ей.

Ну и пусть! Правильно! Ведь они — часть, такая же часть, как и она.

— Нет, я пообещала ему, — хрипит Рада в ответ. — Я смогу. Сделаю.

Но вот взгляд Владимира меняется, на слабость больше не остается времени. Откуда-то изнутри выплывает то самое Зло. Тварь, практически поработившая сознание капитана. Сколько ударов сердца у нее есть, чтобы попрощаться? Один? Два? Десять? Как долго он сможет противиться воли паразита? Никто не знает.

— Не мешкай, — лицо Свиридова скривилось от боли. — Ну же! Давай! Пока я еще человек!

Появилось привычное ощущение силы в ладонях. Но она ей не понадобится, обычный кинжал — то, что нужно, когда жертва не сопротивляется.

— Саша, пленка. Давай!

Как же ей холодно, кажется, энергия вымораживает кровь.

— Три, два, один, ноль. Давай!

Лишь один удар. Она не позволю ему страдать долго. Один решительный удар в сердце. И все.

Падающее тело поймал Александр. Аккуратно уложил на пол и прикрыл веки. Что ж, они сделали, так как полагалось. Убили зараженного до того, как им полностью завладела тварь, обратив в монстра. Почему же тогда тяжело держаться на ногах? Тяжело просто дышать.

Рада отвернулась. Смотреть, как Дарья сжигала труп, не было сил. Внезапно послышался хлопок, заставивший Любимову мгновенно развернуться обратно. Из тела Владимира выплывало призрачное облако, постепенно принимая очертания живого существа.

Тварь!

— Саша, быстрее! — воскликнула Первоцвет, первой среагировав на опасность, окружив врага пламенем.

Вот только огонь не принес созданию ощутимого вреда, лишь контуры слегка поплыли, будто круги на воде. Тварь продолжала скалиться на них.

— Воин, — проскрипел в голове Рады мерзкий голос, словно кто — то нарочно водил ножом по тарелке. — Запомни воин. Ты проиграл воин. Живи воин. Пока живи.

Вновь прозвучал хлопок, и тварь исчезла, оставив после своего ухода ужасающее ощущение собственной беспомощности.

Подполковник Ромовой метался зверем по кабинету. Трое суток от давнего приятеля не было вестей. Поднятые на уши службы молчали, агенты пожимали плечами, а полиция просила не мешать расследованию. Только никакие доводы не производили на него нужного воздействия. Он переживал, надеясь хоть на какой-нибудь результат.