Алиса Акай - Слуга [СИ]

Трактус остановился так резко, что я едва не клюнула носом оконное стекло. Повезло — вовремя схватилась за поручень. Огромное металлическое тело трактуса дернулось еще раз, осело, под полом что-то жалобно задребезжало, точно там жаловалась какая-то отставшая шестерня, двери открылись. Я торопливо вышла.

Трактус за моей спиной чихнул двигателем, зазвенел медным бочкообразным корпусом и двинулся вперед, важный и целеустремленный как пожилая черепаха. Улочка, на которой он меня высадил, оказалась узкой, двум экипажам и не разъехаться, но чистой, ухоженной. Брусчатка гладкая, хотя и потемневшая от времени — видимо, не часто сюда заворачивают шумные конки и громоздкие, пахнущие маслом и гарью, механические экипажи. Я оглянулась.

Дома здесь стояли невысокие — то ли дело в центре! — но удивительно массивные, крепкие, отсчитавшие побольше лет, чем брусчатка под ногами. Они привалились друг к другу плечами, как шеренга плечистых кряжистых старичков, восседающих на одной завалинке. Тротуары были густо усажены липой и кленом, отчего казалось, что стоишь не посреди улицы, а между двух опушек.

Дом, что я искала, оказался почти в самом начале улочки. Двухэтажный, из светлого камня, он удобно устроился меж собратьями, отгородившись от посторонних высоким забором. К забору время оказалось не так милосердно — некоторых прутьев уже не хватало, кое-где вывалились камни, оставив после себя незрячие глазницы-провалы, на каменных тумбах зеленел бурьян. Как брошенная крепостная стена, не торопящаяся сдаться врагу.

Я улыбнулась скакнувшему в глаз солнечному зайчику и, проходя мимо, машинально погладила нос чугунного льва, ощерившегося со стены. Нос был приятный на ощупь, холодный и твердый. Волнения не было, лишь любопытство крохотным шерстяным клубочком приятно щекотало нервы. Что ж, главное не теряться. Но и излишне самоуверенный вид может повредить. Открывая калитку, я подумала про себя так — держаться свободно, уверенно, но без раскованности. Без напускного столичного лоска. И, не дай Боже, без фамильярности. Этакая уверенная в своих силах милая, немного провинциальная, штучка.

За калиткой, открывшейся беззвучно, обнаружились настоящие заросли. Садовая дорожка, если она когда-то здесь была, превратилась в едва заметную тропку, ковыляющую среди буйства сирени и смородины. Пахло тут как в сумеречном хвойном лесу.

— Ну и ну… — пробормотала я, отодвигая рукой густые колючие ветки чтоб не порвать тунику. — Да вам не я нужна, ребята. Вам бы садовника.

Сад производил впечатление заброшенного и одичавшего. Учитывая его размеры, здесь впору было бы созывать егерей и устраивать охоту. И уж наверняка контора, не способная привести в порядок собственную штаб-квартиру, не станет осыпать золотом своих работников.

— Можно подумать, раньше ты этого не знала… — я рванула ветку, хищно цапнувшую меня за волосы, — теперь терпи. Обратно ходу нет.

Обратно ходу и в самом деле не было. Узкая улочка осталась где-то за стеной зелени, зато до широких каменных ступеней было рукой подать. Дверь оказалась под стать дому и это меня ничуть не удивило — высоченная, облицованная посеревшим дубом, с такими же чугунными львами, как на заборе. Над головой нависала каменная стена, неприступная и грозная. Редкие окна были забраны изящной медной решеткой, образовывавшей причудливые, незнакомые мне, вензеля. В таком доме может жить отошедший о дел одряхлевший банкир или, скажем, состоятельная, но чуждая высокому обществу вдовушка из хорошего рода. Или, быть может, бравый, но чудаковатый пентарх, потерявший ногу в имперской армии, но не сподобившийся заняться хозяйством после выхода на пенсию. Было в этом доме что-то такое, что ложилось на душу — что-то забыто-благородное, немного жалкое, позабытое…

Но, конечно, жила здесь не вдовушка и уж точно не одноногий пентарх. Медная же таблица у входа возвещала, выплетая буквы на старинный манер: «Общество по скорейшей наладке, починке и ремонту зачарованных вещей. Результат скорейший и приятнейший». Точно этого было мало, повыше висела еще одна таблица на латыни: «Tuto, cito, jucunde» [1] «Tuto, cito, jucunde» — безопасно, быстро, приятно. , выполненная уже без изящества, явно не рукой мастера. Половина букв поплыла, отчего последнее слово едва читалось.

«Jucunde, — подумала я не без ехидства, переводя дыхание перед дверью-великаном. — Может, оно и „cito“, но с „jucunde“ явно не все в порядке».

Рукой по волосам — вроде порядок. Взгляд на тунику. Поправить цепочку на шее. Теперь выдох. И… И рука удобно легла на дверное кольцо.

«Вперед, Ти, — сказала сама себе я, — если ты их не сразишь, ты будешь просто дурой.»

Кольцо было тяжеленное, моих сил хватило чтоб поднять его наполовину, после чего оно глухо ударило в дверь, да так, что сверху на меня посыпалась какая-то древесная шелуха. Наступила тишина. Когда сердце отсчитало полминуты, я облизнула губы. Следовало бы догадаться, что здесь нет привратника. Что ж, если они думают, что я ехала сюда чтоб потереться носом о дверь и убраться обратно, то они явно ошибаются. Я положила руку на кольцо чтоб постучать еще раз. Но не успела.

Потому что громадная дверь вдруг распахнулась перед моим носом, с такой легкостью, точно это ветер перевернул тетрадный листок. Изнутри пахнуло запахом старого каменного дома, чем-то слежавшимся, сухим, кисловатым. Мелькнули мраморные плиты холла, камин, какие-то багровые занавеси… Но ничего этого мне разглядывать не пришлось, потому что сердце вдруг поплыло и стало проваливаться куда-то в желудок. В дверном проеме стояло оно. Мне показалось, что оно огромно, но скорее всего в нем было не больше двух с половиной метров. Два с половиной метра черной стали, ощетинившейся шипами, испещренной старыми заклепками, два с половиной метра скрипящего черного ужаса, уставившегося прямо в душу иссиня-черными провалами ужасных глаз. Я почувствовала, как ставшая враз холодной кровь в жилах пульсирует в висках крохотными тугими комочками. Мир перед глазами поплыл, мягко, точно все, что я видела прежде, было нарисовано на холсте и теперь этот холст медленно сворачивали, отчего изображенное на нем шло рябью и расплывалось. Черное чудовище, замершее неподвижно в дверях, изучало меня, бесстрастно и молча, как очнувшийся от векового сна часовой, обнаруживший на крыльце забавную диковинку.

— Буц! — крик этот донесся из дома, я услышала шлепанье быстрых шагов по плитам. — Буц! А ну марш!.. Отойди! Сюда, говорю! Извините… Не пугайтесь. Проходите сюда. Буц, освободи даме дорогу!

Черное стальное чудовище смотрело на меня еще несколько секунд, несколько ледяных вечностей, потом голова его со скрежетом качнулась.