Ольга Михайлова - Оборотни Митрофаньевского погоста

Проклятие! Неужели он не сумеет найти трёх упырей среди семи человек? Идиот, снова ругнул он себя, думай, думай, думай.

В одну из свободных минут Корвин-Коссаковский, в сотый раз анализируя видение друга, задумался. Он искал вампира и инкуба - убийцу и развратника. А мертвец Постумий? Его-то как найти? Тот, в кого воплотился Николаев, племянник чертовки-ворожеи Перфильевой, где он? По каким приметам искать его-то? Кем будет лемур? Кроме часов и роскоши костюма Бартенев-то ничего не приметил.

В любом случае, на роль инкуба Клодия Корвин-Коссаковский уверенно отобрал Аристарха Сабурова. В том совпадало всё, что Арсений считал необходимым для нежити: красота, богатство и откровенно продекларированное отсутствие твёрдых принципов. Но на следующий вечер Корвин-Коссаковский усомнился в этом: Арсений Вениаминович засиделся на службе, заехал с Фонтанки к Бартеневу, потом возвращался домой пешком. Проходя мимо Мариинского театра, заметил скопление народа и вспомнил, что сегодня давали 'Баядерку', а сейчас балет уже закончился, и публика разъезжалась.

Тут он увидел знакомые силуэты и напрягся: Даниил Энгельгардт и Герман Грейг усаживали в экипаж девиц Любомирских. Корвин-Коссаковский осторожно приблизился. Молодые люди восторгались балетом, обсуждали танцоров, девицы восхищались примой. Наконец экипаж тронулся, и Энгельгардт с Грейгом медленно побрели к набережной.

Арсению было не по пути, но он, пользуясь темнотой, изредка освещаемой фонарями, последовал за ними, надвинув на лоб шляпу и чуть прихрамывая, одновременно опираясь на трость. Заметив своё отражение в витрине, ещё ниже ссутулил плечи. Впрочем, его стремлению подойти поближе к говорящим и остаться неузнанным гораздо больше способствовала увлечённость молодых людей занимательной беседой. Они не замечали никого вокруг.

- Итак, Герман Генрихович, вы наконец определились? Или жребий бросать будем? - голос Энгельгардта был звучен и отчётлив.

Корвин-Коссаковский вздрогнул. Слова эти почти дословно повторяли слова бартеневских упырей. Сердце его гулко заколотилось в груди, в глазах потемнело.

- С чем там определяться? - Грейг укутывал горло шарфом и его слова прозвучали чуть сдавленно, - какой жребий? Можно подумать, глаза разбегаются. Хрен редьки не слаще. Но я уточнил, он по сорок за каждой даст, а раз так, какая же разница-то? А вы-то, Даниил Фёдорович, чего избрали-с? - теперь в голосе Грейга позвучала издёвка.

Энгельгардт вздохнул.

- Да и нам всё равно, что коньяк, что вино... Но, пожалуй, младшая.

- Ну, что ж, ваш выбор, - с усмешкой обронил Грейг, - свояками будем.

- Кстати, этот Мещёрский тоже не прочь свой кусок урвать, крутится там целыми днями. Лизавета его не особо жалует, а вот Настёна на него поглядывает, - спохватился его собеседник. - И Критский, и Ратиев тоже не прочь поживиться, как я погляжу.

- А Критский там что делает? - нахмурился Грейг, - кого обхаживает?

- Не пойму я его, судя по запонкам да портсигарам, чего ему там искать бы? Он из себя все эстета корчит, а тут две жабы, одна другой лупоглазее, - проскрипел Энгельгардт.

- Да, до Венер девочкам далеко, но афедроны недурны-с, - примирительно заметил Грейг, - очень даже лакомые, что до физиономий, так ночью все кошки серы, - голос Грейга был теперь спокоен и размерен. - И смотри, как бы твоя история, особенно - вдовья - не всплыла.

Энгельгардт хмыкнул.

- Ты не расскажешь - так и не всплывёт.

Тут оба вышли на набережную и кликнули извозчика.

Корвин-Коссаковский проводил карету глазами, сдвинул на затылок шляпу и распрямил плечи. Подслушанный разговор двух упырей и циничная расчётливость нищих повес смутили и насторожили его. Сам он ненавидел цинизм. Циники оценивают бесценное, уценивая его до ничего не стоящего, насмехаются над чужой верой за неимением своей, отрицают недостигнутое и с краденым фонарём ищут честность. И как же все они надоели...

Но вскоре Арсений задумался о другом. Получалось, что в своих размышлениях он был недалёк от истины. Эти оба негодяя явно нацелились на княжон Любомирских, но интересовало их все-таки приданое, а не возможность погубить девиц. Это были явно не упыри, но сказанное ими об остальных настораживало ещё больше.

До этого Корвин-Коссаковскому казалось, что надо найти в этой толпе людей троих, прикидывавшихся высоконравственными. Но теперь Арсений Вениаминович понял свою ошибку. Прикинься упыри праведниками, они сразу привлекут к себе совершенно ненужное внимание. Зачем на фоне вороньей стаи сиять белым опереньем? Им нужно быть - как все! Ничем не выделяться. Но тогда исчезал последний шанс заметить и обнаружить нечисть, ибо, похоже, абсолютно все в этой компании были откровенными подлецами. Да, истинный человек может быть только самим собой. Но подонки-то - кем угодно.

Корвин-Коссаковский плохо спал ночами, въявь нервничал, то и дело ломал перья и массировал виски, сжимаемые болью.

В Яхт-клубе, куда Корвин-Коссаковский добрался к одиннадцати часам в четверг, его ждали весьма интересные новости, которые опровергли мнение, недавно высказанное Критским, - о том, что времена великих подлостей миновали. Борис Лурье, крупье из игорного дома, знал всех клиентов наперечёт. Корвин-Коссаковский протянул ему список с фамилиями. Тот почесал за ухом и усмехнулся.

− Князь Мещёрский? Он давно не был, во всяком случае, последний раз я видел его летом. Но ему играть не на что, разве что богатую невесту себе подыщет. Аристарх Сабуров, - Лурье почесал теперь дурно выбритую щеку, - это красавец заходил, но ставок не делал, просто следил за игрой. Герман Грейг, о, это наш человек. В прошлом году проигрался в прах, но с помощью известного педераста Ширинского дала свои поправил. Даниил Энгельгардт. Тоже завсегдатай. Он на содержании у богатой вдовушки, и монеты из неё тянет исправно. О возрасте вдовы лучше не спрашивай.

−Я правильно тебя понял? - скрывая недоумение, перебил его Корвин-Коссаковский. - Грейг - содомит?

−Нет, - блеснул глазами Лурье, - только когда проиграется. Но попку свою ценит высоко и меньше, чем за десять тысяч, честь не продаёт.

Корвин-Коссаковский откинулся в кресле и схватил ртом воздух. Помолчав, продолжил.

−Ладно, понял, а если всё-таки вдовой поинтересуюсь?

−Ну, - рассмеялся Лурье, - тебе же хуже. Вдовица шестидесяти трёх лет, и когда она тут бывает, мы специальное кресло из курительной выносим, на заказ сделанное. Во вдовице веса - девять пудов. При этом злые языки утверждают, что особа весьма любвеобильна и от молодых своих любовников редкой выносливости требует, а ещё... - Лурье опустил глаза в пол и затрясся от еле сдерживаемого смеха, - любит на дружка сверху опуститься да основательно на нём попрыгать. Так что мы и господину Энгельгардту всегда по приходе тоже кресло помягче подставляем. После таких трудов ему, полагаем, отдохнуть надо-с. Мученик-с. - Лурье беззвучно хохотал.