Анатолий Абрамов - Алый листопад

— Знаешь, что Фургар… — крикнул на него Гархунд. — Пропади ты в бездне!

— Вот и славно! Желаю счастливо оставаться. — ответил ему дворф и зашагал в сторону, скрывшись в толпе горожан.

— Очень уж зря вы поссорились. — сказал Сэнтиел. — Тяжелые времена сейчас, да и положение не то, когда можно позволить себе разрывать братские отношения…

— Я не виноват, что старик окончательно спился. — ответил ему Гархунд. — Есть такие дворфы, в душу которых поселяется зло. Его, обычно, можно отыскать и искоренить. Так вот, Фургар — совсем иной случай. У него вся душа — сплошное зло, в котором таится маленький лучик света. И я не собираюсь терпеть все эти выходки, только ради того, чтобы его найти. — дворф отдышался и дёрнул эльфа за рукав. — Десять лет он занимал престол в зале Бронзового совета. И как ты думаешь, за все эти годы, хоть что-нибудь изменилось? Нет уж! — Гархунд развел руками. — Вечные пьянки и сплошной дебош. Хватит с меня Фургара. Пусть катит свое круглое пузо на все четыре стороны.

— А я думаю, что Сэнтиел прав… — добавил Хейрим. — Нужно нам было держаться вместе. Он, конечно же, никуда не денется: мы ведь двигаемся в Черный оплот, и рано или поздно окажемся там все вместе. Но всё же… неприятно это. Грол’Даман остался в Рофданхеме, и одному Рогаресу известно, что приключилось с орком. Брор и Хорн ринулись защищать Элвенстедские врата. А теперь, нас покинул и Фургар. Вот мы и остались втроем. Так ещё и вампиры… Ох… — Хейрим тяжело вздохнул и опустив взгляд на землю, молча зашагал по широкой тропе.

Солнце приближалось к линии горизонта. Ветер обдавал лицо Фаргона горячим песком. Холодный вечер медленно раскрывал свои объятия на встречу изящной луне. Густые, песчаные бури ласкали высокие холмы. Каерн’Сэн был пуст и безлюден. В бесплодной земле не было ни деревьев, ни воды. Пустыня встретила странника суровыми вихрями.

Фаргон открыл глаза и взглянул на небо. Одинокие звезды тускло мерцали, отражая на землю солнечный свет. Человек перевернулся на живот и упираясь руками в горячий песок, присел на колени. Место, на котором он пролежал весь день, было пропитано запекшейся кровью. Фаргон чувствовал безумный голод и непосильную слабость, сковавшую его тело железный рукой. Он поднялся на ноги и несколько раз пошатнувшись, чуть не упал в песок. Поймав равновесие, Фаргон осмотрел линии горизонта и вдохнул широкой грудью. Воздух был чист и отдавал легкой свежестью. Пустынные земли уходили на восток, скрываясь вдали. Именно туда Фаргон и взял свой путь. Он опустился на одно колено и вытащил погруженный в песок эбонитовый меч. Не в силах бежать, Фаргон двигался, как только мог. Он с трудом волочил свои ноги. Голые пятки перерожденного медленно ступали по холодному песку. Несколько раз он все же упал, и, однако, продолжил свой путь.

Ночь медленно сменилась ранними сумерками. Первые лучи с восточного горизонта обдали лицо Фаргона приятным теплом. Он шел по холодным пескам и думал о том, каким чудом ему удалось остаться в живых. Перерожденный снова и снова смотрел на рунный рисунок, начерченный когда-то давно на его груди, и каждый раз убеждался в том, что тот безнадежно стерт и разрушен.

Внезапно на одном из холмов, Фаргон увидел следы звериных лап. Он схватился за рукоятку меча и замедлил свой шаг. Перерожденный навострил свой слух. В тишине Каерн’Сэна царили холодные вихри. Вдруг, на обдаваемом утренним ветром песке, появились новые следы. Невидимый противник молниеносно приближался к путнику, осмелившемуся вступить в его охотничьи угодья.

— Пожалуй, хватит на меня Фростбиров… — подумал Фаргон и тревожно взглянул по сторонам. Время вокруг него мгновенно замедлило свой ход: пред лицом перерожденного появилась морда коварного зверя, летящая на него в стремительном рывке. Увернувшись от коварной атаки, Фаргон перекатился по песку и направил свой меч в сторону смертоносного хищника. Зверь мигом упрятал свой облик. Перерожденный взмахнул мечом и настороженно осмотрелся. Фростбир вновь совершил яростный выпад, однако ноги Фаргона оказались быстрее: атака зверя в очередной раз миновала свою цель. Поймав мгновение в прыжке разъяренной бестии, перерожденный скользнул под брюхо врага и распотрошил грудину голодного зверя. Фростбир пролетел над головой человека и замертво свалился на холодный песок. Лужа крови в ту же секунду разлилась под увесистой тушей. Перерожденный бросил клинок, и склонившись над зверем, развернул его на спину. Распоров брюхо хищника, он достал бьющееся сердце зверя и жадно испил из него всю кровь. Невероятная сила вновь наполнила его нутро. Вены на руках и лице Фаргона вздулись, а бледная кожа обрела багровый румянец. Перерожденный швырнул сердце зверя в сторону и вцепился клыками в горячие артерии. Вдоволь утолив свой голод, он резко отринул в сторону и вздохнул с облегчением. Фаргон чувствовал неистовый порыв сил. Он поднял свой меч с песка и устремился на восток. Солнце поднялось к небесам, озарив бескрайние земли. На севере, далеко за песчаными вихрями, скрывалось море Холодных огней. Восточные горы Пантаки остались у Фаргона за спиной, а впереди бушевала беспросветная буря. Он медленно перешел на бег. Фаргон рассматривал свои руки: раны от недавней схватки с черным фростбиром, затягивались прямо на глазах. Внезапно, он остановился и бросил свой взгляд на восток. Вдалеке, за порывами теплого ветра, показались стены из песчаного камня. Несмотря на яркое солнце — ветер поднимал такие бури, что за вытянутой рукой не было видно почти ничего. Однако, плохая видимость не стала препятствием для перерожденного. Ровно, как и для любого вампира.

Фаргон подошел к подножью неизвестного ему города, надежно скрытого меж песчаных холмов. Двое стражников обнажили свои мечи и направились в сторону незнакомца. Лица их были скрыты под шелковыми тканями.

Страж поднял клинок в сторону Фаргона. Его глаза, словно очи саблезубого тигра, украшали острые, тонкие зрачки. Перерожденный остановился на месте и вежливо поклонился.

— Здравствуй, доблестный воин. — сказал он. — Имя мне Фаргон. Я ищу Храм Рогареса, скрытый в восточных песках.

— Не уж то вы оставите путника голодным и обессилевшим? — спросил Фаргон давя на жалость. — Мне придется волочить свои последние дни по раскаленной пустыне в поисках крова и чистой воды…

Стражи переглянулись.