Марк Лоуренс - Ключ Лжеца

– Небезопасно. – Второй громила, помоложе, не мог отвести глаз от моего портфеля.

– Ненормально. – Сказал последний, хоть и самый маленький, но всё равно мускулистый и, похоже, рассерженный видом таких богатств в обители долгов.

– Всё отлично спрятано. – Я хмуро посмотрел на сваленную в кучу ленту, между двойными слоями которой были зашиты запасные флорины. – Ну, было спрятано, пока вы не начали меня лапать. – Я взял конец ленты и принялся со звоном наматывать её себе на пояс. – Та-Нама будет более чем достаточно для защиты моих интересов, с ножами или без. – Последнюю фразу я обронил медленно, чтобы слова вколотили в их головы тот факт, что сын меча может покончить с ними на месте. Кроме того, он может сделать это с чистой совестью, поскольку законы Умбертиде снимают ответственность за преступления с любого, кто выполнял их за плату. Подписывая контракт, сыны меча делались фактически неуязвимы к обвинениям в преступлениях, поскольку становились всего лишь устройствами, как меч или механический солдат, и столь же невиновными.

Несмотря на всю свою алчность, стражники не предприняли попыток забрать моё золото. В Умбертиде собственность и долги были религией, и нигде не относились к ним трепетнее, чем в тюрьмах должников. По сути, вся тюрьма была устройством для выжимания досуха тех, кто попал в её объятия – и выжимали их прекрасно организованным и совершенно законным способом. Посреди настолько узаконенного грабежа таких грандиозных масштабов индивидуальное воровство не терпелось ни в коей мере. Только строгой приверженностью правилам можно было поддерживать иллюзию, что этот грабеж законный и цивилизованный.

Наш наманикюренный громила провёл нас по самой приятной четверти тюрьмы, и передал охраннику, который должен был вести нас остаток пути. Ему тоже пришлось заплатить.

– 98-3-8… как там дальше? – Он шагал впереди, покачивая незажжённым фонарём.

– 98-3-8-3-6, – сказал я, косясь на свою бумагу. Мы проходили мимо высоких окон, по освещённым фонарями коридорам; а потом деревянные двери в стенах, сменились решётками и масляными лампами, словно специально чадившими так, чтобы вызвать кашель. – Что это значит?

– Значит, что он прибыл в этом году, в 98-м, недавно, меньше месяца назад, и что он гол как соко́л, раз оказался в такой дали.

Я глянул через очередную решётку в пустую камеру: каменный пол, усыпанный грязью, голая скамья, куча лохмотьев в качестве постели. Среди лохмотьев блеснул глаз, и я понял, что это не постель.

По мере того, как мы шли, вонь усиливалась – грубая смесь нечистот и гнили. Проход становился больше похож на тоннель, чем на коридор, и мне уже приходилось наклоняться, чтобы не задевать головой потолок. Тут и там темноту нарушали одинокие свечные огарки, качавшиеся в лужах воска. Повсюду в темноте и вони за прутьями решёток что-то стонало и шелестело, и я рад был не видеть, что именно. Наш проводник зажёг тонкую свечку от последнего из тех огарков, и мы пошли за этим светящимся угольком в ад.

– Вот, 3:6. – Он зажёг свой фонарь, снова демонстрируя потную комковатую топологию своего обнажённого торса. Мы стояли в квадратном помещении с низким потолком, из которого восемь арок вели в крупные камеры. Каждую арку перегораживали грязные ржавые прутья. Существа внутри отвернули свои лица от света, словно он ранил их глаза. Большинство были голыми, но я не мог отличить мужчин от женщин. Они казались одинаково серыми, заляпанными грязью, и настолько тощими, что сложно было представить, как настолько исхудавшие люди могут жить. А здешний запах… тут меньше пахло нечистотами и больше гнилью… такая вонь, от которой не избавиться и за несколько дней. Запах смерти – смерти без надежды.

– Какая последняя часть?

– Что? – Я оглянулся на тюремщика.

– Последняя часть. Номер камеры.

– А-а. – Я поднял пергамент и прочитал.

Мы подошли к арке, на замковом камне которой было написано "VI".

– Назад! – Охранник провёл дубинкой по прутьям, и должники отпрянули, съёживаясь, словно собаки, привыкшие к побоям. – Новенький! Покажите мне новенького!

Серая толпа расступилась, прижимаясь к стенам камеры, шаркая босыми ногами по влажной грязи. Тени отступили с ними, и фонарь осветил каменный пол, устланный соломой.

– Где… – И тогда я его увидел. Он лежал на боку, спиной к нам, его хребет чередой костлявых шишек выпирал из-под бледной кожи. Я видывал мёртвых попрошаек в канавах Вермильона, на которых оставалось больше мяса, после того, как собаки всю ночь грызли их конечности.

– Восемь-один-шесть-три-два! – Проревел стражник, словно стоял на параде. – Подъём!

От этого резкого крика я вздрогнул – а ведь я выйду отсюда, нагруженный золотом, и в животе заурчал обед, за цену которого можно было бы купить свободу одному из этих несчастных. Я быстро протянул руку к охраннику.

– Довольно. Открывай. – Проговорил я, стиснув зубы.

– Открыть Отбросы стоит два гекса, – беззлобно сказал он.

Я порылся в карманах в поисках такой мелочи, и спустя вечность вытащил три шестигранных медяка.

– Открывай. – Моя рука дрожала, хотя я не понимал, из-за чего сержусь.

Охранник устроил целое представление, пересчитывая ключи, и наконец вставил в замок самый тяжёлый кусок железа на своём кольце. Он ещё раз ударил по прутьям, отчего у меня свело зубы, и потянул на себя створку решётки.

– Ты уверен, что это он? – В фигуре не было ничего знакомого. Рёбра выпирали по бокам, волосы были тёмными от грязи. Я мог безо всяких усилий поднять на руки эту кучу костей и кожи. Все те мили, что мы брели на юг, что вывели нас с северных пустошей, в конце концов завели его сюда?

Я передал портфель Та-Наму и шагнул внутрь, мучительно глядя на должников по обе стороны, руки которых заканчивались чем-то похожим на когти. От их вони мои глаза слезились, и перехватывало горло. За пять шагов я дошёл до фигуры. Расчистил пинками участок плиты пола и опустился на одно колено.

– Это я… принц… это я, Ялан.

Тело едва заметно дёрнулось, согнулось, словно все кости чуть сжались под кожей.

– Ты… – Я не знал, что сказать. Спросить, всё ли с ним хорошо? Выглядел он нехорошо.

Я протянул руку и повернул его к себе. Светлые глаза смотрели на меня из-под спутанных волос.

– Хеннан. – Я сунул руки под парня и, не обращая внимания на грязь, притянул его к себе. Он оказался даже легче, чем на вид. Я без усилий встал и повернулся к воротам, обнаружив, что они закрываются.

– Нет! – Я бросился вперёд, всё ещё держа мальчика и поскальзываясь на грязи. Не успел я проделать полпути, а тюремщик уже повернул ключ. Он ухмыльнулся мне через решётку. Мой сын меча неподвижно стоял посреди центрального помещения. Я изумлённо посмотрел на него, а потом понял, что технически тюремщик не причинил мне никакого вреда.