Владимир Свержин - Сыщик для феи

– Так кто ж знал? – обескуражено почесывая затылок, извинялся Вадим. – Я ж думал, что тут, ну типа, как обычно, чисто дракону надо голову снести.

– Да ну, пустое! – Хлебосольный наместник отмахнулся, пряча улыбку в густые усы. – Слыхивал я в прежние годы растабары, мол, драконы девиц за выкуп крадут да стольные грады подчистую грабят. Как по мне, так смысла в тех побасенках поменее, чем в рваном лапте. Ну да о других судить не берусь, в иных краях, поди, и драконы иные, а здесь в Гуралии испокон веку от них никаких закавык не бывало. Вот сейчас девицы наши пойдут кормильца пещеру прибрать, то будет им урок, чтоб впредь рачительнее были. А крепкокрылый-то наш между тем, чтоб девок не смущать да место не загораживать, как водится, за Кряж полетит Бослицкие земли оборонять да обихаживать. И им добро, и мы не внакладе. И кормилец наш доволен да сыт.

Мы жадно поглощали простую здешнюю пищу, слушая гостеприимного хозяина и только теперь понимая, насколько проголодались за день. Солнце все больше уходило за каменную гряду, радуя тем, что треволнения сегодняшнего дня, похоже, остались позади.

Я расслабленно жевал кусок сыра, одновременно вспоминая басню Крылова о вожделенном продукте, не употребляемом в пищу ни вороной, ни лисой, и соображая, что неплохо бы опросить зубастого любимца местной публики на предмет, не видел ли он вдруг во время своих парково-хозяйственных вылетов самозваную Повелительницу ему подобных и помороченного мурлюкского собрата. Того самого, не так давно стартовавшего из-под Торца. Перемежая жевание раздумьями о том, как следует построить допрос звероящера, я почти и не слушал напевную речь гуральского богатыря, но слова его, сообщающие о скором отбытии бронированного кормильца в Бослицкие угодья, выдернули меня из задумчивости, точь-в-точь дедо-бабовская бригада монстроидную репку.

– Уважаемый посадник, – фокусируя внимание на хозяине дома, заговорил я, – уточните, пожалуйста, если вас не затруднит, когда улетает дракон?

– Известное дело, – удивленно вскинул кустистые брови старый богатырь, – под утро. Девки к пещере по вечерней заре дойдут, в старой веже переночуют, а чуть свет за дело, чтоб часу не терять.

– Утром, – повторил я слова ветерана. – Угу. А нам бы с ним до того переговорить стоило. – Я посмотрел на Машу. – Ваше высочество, не откажите в услуге представить меня вашему приятелю.

– Так что ж, прямо сейчас и поскачете? – всплеснул руками посадник. – А с дороги передохнуть? Путь-то, поди, неблизкий был.

– Неблизкий, – подтвердил я. – Но времени на роздых нет, не так ли? – Я обернулся к дамам, и те, превозмогая накопившееся отвращение к дальним странствиям, молча кивнули. – Да, и вот еще что, – я полез в кошель за монетами, – там, в Лукоморье, за озером, Кот Ученый живет. Я ему бадью валерьяновой настойки задолжал. Вы бы не могли на этот счет распорядиться? Понятное дело, все расходы будут оплачены.

– О чем речь? – усмехнулся добродушный вояка, поглаживая усы. – Сделаем в лучшем виде! Только вблизи Лукоморья никаких озер не было.

– Теперь есть, – обнадежил я его.

Дракон обвел взглядом живописную группу, стоявшую у входа в пещеру, и, обнажив клыки в подобии улыбки, прорычал:

– Вот так компания! Два чужака и фея. Маша, что за сброд ты сюда привела?

– Фильтруй базар, черепашка-мутант! – возмутился могутный витязь, до сих пор не взявший в толк, как это вдруг можно общаться с подобными тварями, не имея намерения снести им головы с плеч. – Мы, между прочим, грусские бояре! А это чисто кудесница из Волшебной Службы Охраны.

– Вот ведь вопрос, – полуприкрыв желтые с черными вытянутыми зрачками очи, громоподобно прошептал ящер, – пылинка, обретая имя, перестает быть пылинкой или же нет? Становится ли она больше, чем пылинка, обретая имя? Или остается все той же обычной пылинкой, но только с именем?

– В натуре это он о чем? – ошарашено глядя на мерно покачивающуюся драконью голову, пробормотал Злой Бодун. – Маша, чего это с ним?

– Он существует, следовательно, мыслит, – тихо проговорила наследница грусского престола, стараясь не потревожить старого знакомца. – По-другому драконы не умеют.

– Присуща ли воля ничтожной никчемной пылинке, и если нет, то вправе ли мы, пусть даже в рассуждениях, лишать ее права на эту волю? Является признанным и несомненным, что песчаная буря, поглощающая великие царства и стирающая даже следы их, есть воплощенная, хотя и неосознанная воля масс ничтожных пылинок. Но вот в чем вопрос, возможно ли мельчайшей части целого противостоять целому, подчиняя своей крошечной воле волю всего безмерного сообщества?

– Господи, – вздохнул я, – это что, он на все вопросы так отвечает?

– Это еще что! – обнадежила Маша. – Тут-то он просто недоумевает, что такие ничтожные существа, как люди, украсив себя титулами, заявляют, что имеют некую власть над событиями. Я права?

Дракон молча вздохнул, выпустив из ноздрей клубы дыма.

– И как тебе только удалось с ним договориться? – разгоняя темные смрадные облачка, пожал плечами я. – Не понимаю!

– Песчинка, унесенная вдаль яростным ураганом, вольна радоваться полету или же горевать. Но она не в силах объять сознанием, если считать, что у песчинки есть сознание, величие горы, остановившей ее полет. Что есть сознание этого факта, осознание естественных границ, поставленных с первых дней Всего, как не истинная и полная свобода. Но кто ответит, к чему такой малости свобода? Для того ли, чтобы уступить ее единому Творцу, чтобы он пекся о судьбах всякого и каждого, словно сторожевой пес? Или же для того, чтобы отринуть само существование свободы, предположив лишь возможность наличия ее. И тут мы вновь приходим к вопросу о воле, ибо каждый волен распорядиться своим даром в меру разумения своего. Но речено: бредущий во тьме не видит змею, свернувшуюся у ног; пересчитывающий солнечные лучи не видит змею, свернувшуюся у ног… Не лучше первое, чем второе, а потому цени дары, данные по несказанной доброте неведомого и неизъяснимого. Спеши использовать то, что тебе дано, таким образом, чтобы дающему не приходилось укорять себя за бессмысленность даров.

– Кто ж в натуре такое сказал-то? – с трудом дослушав громыхающие словеса драконьей премудрости, спросил Вадим.

– Я, – чуть приоткрыл один глаз звероящер. – Но уж куда чужакам, а уж тем паче фее, уразуметь даже такие очевидные вещи. – Дракон вновь зажмурился и, обернув вокруг себя длинный, заканчивающийся копьецом хвост, начал презрительно ковырять им в зубах.

– Пойдем отсюда, – тихо проговорила Делли, беря нас с Вадимом под локти. – Это была плохая идея – пытаться договориться с драконом.

– А типа Маша? – не на шутку забеспокоился Ратников, быстро сообразив, что девушка вовсе не торопится покинуть логово вместе с нами.