А. Живой - Семь верст до небес

– Никак опять дождь будет, дяденька? – спросил Дубыню ехавший сзади ратник Михайло. Дубыня-богатырь поднял голову и посмотрел на небо.

– Может и будет, – ответил он, подумав, – А может и нет.

Вдруг черногривый конь его заржал громко и встал, как вкопанный. Конь Усыни тоже словно врос в землю рядом. Подивившись немало и осмотревшись, богатыри увидали то, что даже коней богатырских, к шуму сечи приученных, испугать сумело. Посреди дороги стоял огромный волк. Шкура его мохнатая бурым цветом отливала, словно и не волк это был вовсе, а медведь. Из пасти оскаленной торчали клыки огромные, крови алчущие. А глаза свирепые на людей смотрели выжидаючи.

– Гляди-ка, – удивился даже видавший виды Усыня, – вот это Тварь! Этот и быка повалить сможет.

Волк, словно расслышав слова богатырские, зарычал негромко. И едва услышав это, ратники, позади Горыни с Усыней находившиеся, стали в бой рваться.

– А ну я его сейчас палицей! – воскликнул Михайло и уже хотел было броситься на волка, но Усыня осадил горячего воина.

– Обожди, боец. Что-то не нравится мне зверюга сия. Может и не волк это вовсе.

– Да ну?! – удивился Михайло, но палицу опустил. – А кто же это, дяденька, коли не волк?

– Не все то волк, что волком кажется, – пробормотал Усыня себе в усы богатырские, – сдается мне, – оборотень это лесной.

Волк осклабился и поднял на Михайло злые желтые глаза. Из открытой клыкастой пасти снова послышалось рычание. Кони богатырские, хоть и были ко всему приучены, чуть прочь не бросились. Еле-еле ратники их утихомирили, и стоять заставили.

– И точно дьявол какой-то, – сплюнул Михайло сквозь зубы, – враз коней взбаламутил. Дяденька, дозволь я его на тот свет отправлю!

– Гляди, как бы он тебя туда вперед себя не впустил, – молвил мудрый Дубыня-богатырь. – Дайте-ка мне стрелу каленую.

Взял Дубыня стрелу, натянул лук тугой, да прицелился. Волк же не шелохнется, все стоит и смотрит на Дубыню, словно нарочно смерти просит. Да в глазах его насмешка бродит. Запела тетива каленая, засвистела стрела быстрая и вошла в сырую землю, аккурат в том месте, где волк стоял. Только его и след простыл к тому времени, будто и не было никого на пустынной дороге, акромя богатырей странствующих. Приумолкли ратники, очи в землю потупили. Что сказать не знают. На Усыню с Дубыней глядят, ответа ждут. Первым тишину Михайло нарушил:

– Прав ты был дяденька, оборотень был зверюга сей. Недаром смеялся он над нами.

И как сказал это, стемнело вокруг пуще прежнего, словно ночь непроглядная наступила. А в деревьях придорожных родился смех великий, кроны их сотрясавший.

– Что за дьявол над нами куражится, – молвил Усыня мудрый оглядевшись. – Мне не ведомо. Одно чую: не к добру это. Уж ежели он среди бела дня на Руси добрым людям на дороге кажется, – видать беда стряслась в земле нашей. Большая беда, коли нечисть ликует и места своего знать не хочет. Поспешать надо к князю нашему в Солнцеград на подмогу.

Сказавши это перекрестился Усыня. В тот же час все как было сделалось: небо чистое, солнце ясное, да поле широкое высокотравное. И погнали воины коней своих прямо в Солнцеград, и были у ворот его к утру следующему.

Аккурат в то утро Вячеслав совет держал воинский с боярами верхними, да военачальниками, прибывшими на зов его, а заодно и трапезничал. Как расположились все в палатах великокняжеских, за столами длины немеряной, велел князь кушанья подавать. Поскольку до недавних пор в государстве наблюдалась благодать великая, то и на столах явилось несчетное количество кушаний. Были там почки моченые, окорока крученые, яблоками, грибами, перцем да вином заморским сдобренные. «Гусь в яблоках» горделиво посреди стола возвышался, потому как почитали его за главное блюдо. Осетры, икрой полный, на подносах из чистого золота лоснились. А уж румяным поросячьим тушкам и счету не было. Вино любили здесь просвещенное – из Византии. Хотя, по правде говоря, вином тем Патриарху больше угодить хотели. Остальным князьям удельным русским медовуха да квас боле по сердцу приходились. В них на столе недостатка тоже не было. Как наполнили кубки золотые великие перво-наперво вином просвещенным, поднялся Вячеслав-князь и молвил:

– За тебя пьем, Патриарх Викентий, опора веры нашей младой!

– За тебя! – сказали князья удельные и кубки дружно подняли. Не успели на стол поставить, как слуги быстрые их сызнова до краев наполнили. Поднялся тогда патриарх Викентий с ответным словом.

– Храни тебя Боже, князь! Помоги тебе в делах ратных, кои грядут скоро.

Сказал так и осушил свой кубок Викентий. За ним великий князь Солнцеградский. Следом и все князья удельные. Закусив почками мочеными, молвил Вячеслав подданным своим:

– Теперь, братья, совет держать будем.

Поднялся тут князь Новгородский Юрий Дорианович.

– Дозволь сказать князь Великий. Думаю я, обождать денек надо. Не прибыли еще богатыри твои Усыня с Дубыней, да Горыня-молодец. Без них и совет не совет.

На что ответил ему Вячеслав:

– Не могу я ждать более. Уже много дней прошло с тех пор, как разослал я гонцов во все края земли моей. Известил всех, что беда идет великая на землю русскую. Вы уже давно явились, а богатырей моих все нет. Решил я без них совет держать. Коль скоро приедут, выслушаем их слово мудрое. А нет, – я здесь великий князь, – как скажу, так и будет!

Согласились все с ним, только Юрий Дорианович сел недоволен на место свое.

– Будем думу думать, други мои, – продолжал Вячеслав, – где нам встретить проклятого ворога. То ли в поле широкое выйти навстречу ему, то ли в граде моем сидючи оборону держать, покуда не подоспеют богатыри. Каждый слово свое молвить должен. Начинай ты, Северин Святославович.

Поднялся с места своего Северин, князь Владимирский:

– Слышал я князь от людей верных, что полчища Кабашоновы уже близко. Появились они из земель далеких галльских, пронеслись огненным вихрем сквозь славянские земли, что граничат на западе с государством нашим, оставив повсюду пепелище и вторглись теперь в родные пределы, потоптав уже конями земли Кривичей, Родимичей да Древлян, в лесах дремучих обитающих. Много русичей полегло уже от мечей поганого воинства. Доколе же мы будем сиднями сидеть на полатях, князь? Дозволять народ свой умерщвлять чернотелым разбойникам? Нужно сей же час сбирать наши дружины в одно войско, и в поход выступать против Кабашона. Таким будет мое слово.

Сказал так и сел Северин Святославович, князь Владимирский: кулаки сжимая во гневе великом. Следом встал боярин Серапион:

– Дозволь слово молвить, князь. Храбр и горяч князь Владимирский, а дружина его сильна, словно вепрей стая, и быстра как ветер. Хочет он, чтобы мы сей же час в поход выступили. Но подумай, князь. Там лишь поле чистое, да небо голубое заступники, здесь же – стены крепкие да высокие. Акромя того богатыри твои еще не прибыли. А без них кто же битву начнет с Кабашоном?