Дмитрий Гарин - Враг престола

— Какая жалость, — грубовато, но искренне произнёс Ургаш, — этот человек только–только начал мне нравиться.

Зажглись несколько факелов. Орки оказались в просторном тёмном помещении, находящемся, очевидно, внутри крепостной стены. Ровными рядами под тонким слоем пыли здесь покоились огромные каменные на вид шары.

— Это ещё что за невидаль? — удивился Ургаш.

— Должно быть, защитный механизм, — пояснил Алим, трогая поверхность одного из круглых камней. — Их кидали вниз через тоннель. Грубовато, но… внушительно.

На мгновение Ош представил, что бы стало с орками, если бы кто–нибудь скинул такую штуку в изогнутый лаз, когда они были внутри.

За спиной сначала раздался скрежет, а затем и оглушительный грохот. Это Каршас закрыл створки тяжёлой стальной решетки, перекрывающей вход в тоннель. Удивительно: спустя столько веков её массивные петли всё ещё работали.

— Не подниматься за нами, — пожал плечами он, указав вниз, в темноту.

И снова Ош поблагодарил судьбу — за то, что решётка оказалась открытой.

Орки опасливо принюхивались к незнакомому и зловещему месту. Следуя многовековому инстинкту, они выстроились в оборонительный круг на случай внезапного нападения.

— Надо бы осмотреться, — предложила Зора, вопросительно поглядев на вождя.

— Займись, — согласился Ургаш. — Каршас, ты и твои горцы с ней.

— Мы с Алимом тоже пойдём, — сказал Ош. — Надо найти источник.

— Добро, — кивнул Ургаш. — Мы пока укрепимся здесь, на случай если эти твари опять покажутся.

Запалив ещё пару заготовленных заранее факелов, отряд разведки углубился в тёмные коридоры древней крепости.

Рукотворное пламя не освещало этих коридоров сотни лет. Цитадель выглядела пустынной, но не покинутой. Казалось, она застыла во времени. Факелы выхватывали из мрака искусную кладку исполинских стен. Глядя на эти камни, Ош был уверен, что между ними не просунуть и волоса.

Ответвляющиеся проходы превращались в изогнутые лестницы, ведущие то вниз, то наверх. Коридор расширялся такими же залами, в каком остался основной отряд. Вероятно, это были другие бастионы крепости. Столь же холодные, мрачные и пустые. Казалось, вместе с пылью их покрывает сама вечность.

— Молодец, коротышка, — подала голос Зора, которой надоело напряжённое молчание, — ловко ты по стенам ползаешь.

— Лучше всех лазать, — гордо заявил Каршас, — даже в горах никто не поспевать за Каршасем.

— Алим, что это было? — спросил Ош. — Там, внизу…

— Несчастные, которых пленило это место, — ответил старик. — Брошенные, забытые и безумные. Они ищут мёртвой плоти, как вы ищете пищи или воды. Пытаются обрести жизнь, но не могут. Желают смерти, но смерть не приходит к ним. Прошу, не гневайтесь на них. Они не злодеи. Они жертвы.

— Почему тлен не берёт их? — продолжал удивляться Ош. — Я вырос в лесу. Я знаю, как гибнет мёртвая плоть. Отчего они так долговечны? Я видел среди гниющих пожирателей людей из королевства. Даже если это воины последнего похода, как получилось, что время не разрушило их тела?

— Хотел бы я знать ответ на этот вопрос, — сказал Алим, — но я его не знаю. Магия этого места удивительна. Неведома. Разве вы не чувствуете этого?

Ош чувствовал.

— Грань между мирами, — продолжал старик, — она очень тонка здесь.

— Да кто же ты такой? — не выдержала Зора. — Нам говорили, что человек здесь сдохнет, но ты даже не кашляешь. Ходишь тут, самодовольный, как индюк, рассказываешь о магии, гранях и прочей невидали.

— Зора… — попытался успокоить её Ош.

— Что? — вспыхнула она. — Его всезнайство мне надоело. Мне надоели секреты!

— Если ты так хочешь знать, дитя, меня зовут Алим Бах’Руссан, — беззлобно ответил старик, — но это имя мертво, как и его прошлое. Теперь я — тёмный, один из многих. Таких людей учат далеко на востоке, в Тайном городе. Вы никогда не были там и, скорее всего, никогда не будете. Это священное место для народа пустыни и всех людей. Именно там, по преданию, нашёл своё последнее пристанище Солис Несогласный.

— Солис? — нахмурился Ош. — Я уже слышал это имя.

— Ещё бы ты его не слышал, — улыбнулся Алим. — В королевстве его обычно зовут Солисом Проклинаемым.

— И кто же такие эти тёмные? — не унималась Зора.

— У нас много лиц. У нас много дел. Однако самое важное из них — помнить.

— Помнить? — удивился Ош. — Помнить что?

— Я думал, что ты и сам уже знаешь, — ответил старик, подняв над головой факел, который словно вспыхнул ярче в его руке. — Помнить это.

Пламя ожило на высокой стене изящными линиями барельефов. Они вышли из коридора в просторный зал, тонущий в непроглядной тьме.

— Я уже видел их раньше, — сказал Ош, рассматривая скульптурные изображения, обрамлённые то ли орнаментом, то ли надписями на неизвестном ему языке. — В храме людей.

— Их ли? — только и спросил Алим.

Ош понял, что заблуждается, и сразу же ощутил горечь того отвращения, того гнева, того стыда, что некогда охватили его на ступенях королевского санктория.

«Не верь их лжи», — твердил ему Безымянный в тот день.

Барельефы храма имели столько же общего с этими скульптурными изображениями, сколько общего было у грубых поделок орков с работой искусного кузнеца людей. Здесь фигуры Древних были настоящими, почти живыми. Они будто самостоятельно передвигались в свете факела. Изящные руки манили, глаза провожали взглядом. Однако самое главное отличие заключалось в том, что здесь Древние вызывали не только восхищение. Они наполняли тревогой, заставляя чувствовать себя жалким и ничтожным.

— Что знаете вы о Древних? — продолжал Алим. — Что говорили вам о них?

— Говорили, что они были могущественны и мудры, — припомнил Ош, всё ещё разглядывая изысканный, но угнетающий рисунок линий.

— Да, они были могущественны, — подтвердил старик. — Они ведали пути магии и не были подвластны времени. Они создали империю, просуществовавшую тысячу лет. Говорил ли тебе кто–нибудь, что они были добры?

Ош попытался припомнить то, что слышал о верованиях людей.

— Они были благородны, так говорили мне.

— Но слышал ли ты хоть слово об их доброте?

— Нет, такого я не слышал, — ответил орк, и тогда его глаза зацепились за ту часть рельефа, где угадывались фигуры людей.

— Вот. — Алим поучительно поднял морщинистый палец, показывая, что они добрались до сути. — Память можно обмануть, но её нельзя убить.